"Ален де Боттон. Интимные подробности " - читать интересную книгу автора

в детстве, воскресным утром, когда он пил дымящийся эспрессо и уверял ее
(убедившись, что жена не слышит), что ничего другого мужчина не может и
желать. Он сидел в кухне с газетой в руках и был так весел, что Изабель,
Люси и Пол, уже покончившие со своим завтраком, не спешили выходить из-за
стола. Иногда он поднимал голову и подмигивал кому-то из них, а они хихикали
и просили сделать так еще раз. А иногда он пел им что-нибудь и сажал кого-то
на колени. "Вальс Матильды" у него получался очень хорошо, а вот "Джон
Браун" - ужасно, так что они смеялись, затыкали уши пальцами и умоляли его
замолчать.
Она вспомнила, как думала, что ее отец бессмертен - ведь он был такой
высокий и взрослый и, похоже, знал все на свете. Однажды, после того как в
школе им рассказали о промышленной революции, Изабель спросила отца, помнит
ли он то время, когда еще не было поездов.
Воспоминания об отце настигли Изабель в кофейном магазине в
Ковент-Гарден. Хотя от Кристофера никогда не пахло кофейными зернами, в
сознании Изабель отец и кофе оставались неразрывно связанными.
- Еще одно свидетельство моего эдипова комплекса? - спросила она, когда
мы выходили из магазина с пакетиком колумбийского кофе, который она купила
ему на день рождения.
Продолжая расследование по методу Пруста, Изабель сказала мне, что в
имбирном печенье прячутся длинные перемены начальной школы. Когда в
одиннадцать часов звенел звонок, дети выбегали из классов и неслись в
столовую, где выстраивались в длинную очередь. На подносах, которые стояли
вдоль металлических прилавков, обычно лежало лишь несколько имбирных
печений, а все остальное было несъедобно: липкий крем из молока и яиц и
тошнотворные песочные пирожные. Изабель повадилась садиться за парту,
стоявшую у самой двери, чтобы после звонка первой промчаться по левой
стороне коридора. Она бежала так быстро, что однажды врезалась прямо в
заместительницу директора, которая несла какое-то растение в кабинет
биологии. Горшок вылетел из рук заместительницы и разбился вдребезги, а
Изабель окаменела от ужаса.
- Ну, ты не собираешься извиниться? - спросила перепачканная землей
учительница.
Но Изабель смогла выдавить из себя только: "Имбирное печенье", - и
разрыдалась.
Другие прустовские ассоциации таились в пенных ваннах, с помощью
которых Изабель снова и снова переживала путешествие в Нью-Йорк,
случившееся, когда ей было одиннадцать лет. Компания, где служил отец,
направила его в Нью-Йорк для подписания сделки, и целую неделю вся семья
жила на Манхэттене, в отеле для бизнесменов. Роскошь отеля привела Изабель в
восторг - телевизор с тридцатью каналами, вестибюль с вращающимися
стеклянными дверьми, номер на тридцать девятом этаже шестидесятиэтажного
здания. Она подружилась с лифтером, и тот отвез ее на самый верхний этаж - с
виду он был таким же, как остальные, но лифтер сказал, что во время сильного
ветра здесь можно почувствовать, как здание покачивается под его порывами. В
тот же вечер разразилась гроза, и Изабель порадовалась, что они живут всего
лишь на тридцать девятом этаже. Она первый раз в жизни приняла пенную ванну
и млела от счастья, наблюдая, как зеленая жидкость превращается в
белоснежную упругую массу, - словно ребенок, который вырос в Сахаре, и вот
впервые прикоснулся к снегу. Играя с пеной, она провела в ванне не меньше