"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

- А мы ему не скажем.
- Придется экономить на еде.
- Подумаешь, одной луковкой меньше! Я, кстати, твой лук терпеть не
могу. Ты его совсем не умеешь готовить. Его надо ошпаривать кипятком.
- Уговорил, сыночка.
- А нельзя Мельциху пореже звать?
- У тебя совсем нет сердца, сыночка.
- Она оскорбляет мое понятие о красоте.
- Конечно, она не Венера Милосская. Что нет, то нет.
- И на что она тебе сдалась?
- А уж это мое дело, а не твое.
- Вот именно, не мое. Она толстуха и уродина. И еще вонючка.
- А я знаю одну песенку.
- Паратакампум стакатасис валъвирон платап-латакус.
- Мистибальдо.
- Мукмуму.
- Викуч... Будешь хорошим мальчиком?
- Это другой вопрос. Не по хорошу мил.
- Сыночка ты мой!

Брюссель, 1938

Ты всегда меня подбадривала в моих амурных делах, при условии, что
поматрошу и брошу. Ты охотно уступала меня барышням - взаймы, на время, на
краткое увлеченье. Нюх у тебя был отменный на все мои романы: что опасно,
что нет, учуивала верно. Если прошло два месяца, а я не остыл, значит, моя
подружка - твой враг номер один. Борьбу ты начинала намеками. Не давила, не
приставала грубо, дескать, познакомь, а изображала легкое, законное
любопытство и как бы звала излить душу. Если в моих влюбленных откровеньях -
только пикантность, скажем, пышный зад или ахи-охи, какие свели б с ума и
бывалого селадона, - ты успокоишься: влюблен не в душу, а в тело. Бог весть,
что нужней. Зато если рассказы мои скучны и чисты, если хвалю барышнин ум,
характер, манеры, загадочные улыбку и взгляд, изящные головку и ножку -
забеспокоишься, но и тут не очень: решишь, мол, выговорился, и ладно, дойдет
до дела, то есть тела, сыночка угомонится. А настоящую тревогу бьешь, когда
я строю планы. Стоит мне сказать: "В эту зиму хорошо бы свозить ее на
недельку погулять по снегу" или "Не так уж я ее и хочу. Просто с ней приятно
проводить время. Мир сразу становится таким прекрасным. И впечатление, что
почему-то остановилось время" - вот тут ты в панике. И тотчас засыплешь
вопросами, дескать, кто такая, откуда, кто отец с матерью, что за семья,
есть ли дом, како веруют, словно показываешь; барышня, может, и пусть, да
семейка ее тебе ни к чему. Словом, мое волнение - твои мир и покой, а мои
мир и покой - твое волнение.
Как быть с девицей Мари-Жанн Фло, ты не знала. Я ужасно расстроился,
что к моему роману с ней ты отнеслась вяло и холодно. Правда, я и сам в тот
год особенно воевал с вами и вашим пониманием, а по-моему, непониманием,
проблемы отцов и детей. Только что я закончил школу. Вы прочили меня в
дельцы, а я любил литературу. Латыни и греческого не знал, помнил лишь
бессвязные отрывки из программы пятого не то шестого класса. В семнадцать
лет я бредил культурой вообще, обожал историю с большой буквы, завел себе