"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

Хорошо, когда вами не помыкают, но плохо, когда не интересуются. Неужели
последнее слово теперь за Мари-Жанн? Неужели ей одной достался я весь
целиком? Так дело не пойдет. Так или иначе, необходимо срочно действовать. Я
просил тебя пригласить к нам ее мать. Ты пригласила и беседовала с ней
спокойно и ровно. Особых тем для беседы не было. Обсудили погоду,
политическое положение и ох-уж-эту-молодежь. Надеюсь, вам все же захочется
посудачить о нас с Мари-Жанн. Наверняка ведь - кумушек-бездельниц хлебом не
корми, дай только сватать и строить воздушные замки.
Но дело у тебя было другое, вполне личное. Твои приятельницы из
русско-эмигрантской компании забивали тебе голову ностальгическими грезами и
не давали жить наяву. Одни вздыхали о подвигах Деникина-Врангеля-Колчака,
другие проклинали Ленина-Троцкого и ругали идиотов, толкнувших империю к
гибели. И г-жа Фло явилась тебе глотком свежего воздуха - западного. Фло не
читала ни Пушкина, ни Чехова, так что ты надеялась освежиться ею, может,
даже иначе взглянуть на мир. Обменялись вы с ней комплиментами,
безделушками-финтифлюшками, книксенами-шмиксенами, пресной болтовней. Новая
подружка-европейка не умней, разумеется, старых - эмигранток, но, говоря с
тобой, по крайней мере, не душит похвалами и проклятьями прошлому. И
главное, не ведет с тобой культурных разговоров - все равно, ты говорила,
высосаны из пальца, и к тому же по верхам и вранье, потому что, в самом
деле, чем Гюго хуже Лермонтова, а Франк и Сен-Сане - Бородина и Мусоргского?
Так что, разумеется, в комплиментах взахлеб вы о своих детках могли и не
вспомнить.
С подружкой моей ты не воевала, наоборот, даже была робка - то ли
устала, то ли хотела угодить мамаше Фло. Новые, непривычные сдержанность и
прохладца сделали тебя, на мой взгляд, совершенно комильфотной. Вдобавок
подействовали они и на меня. Прошел месяц, я и сам поостыл к Мари-Жанн. Не
воду же мне пить с ее лица. А больше питаться было нечем: в тебе к ней ни
ревности, ни ненависти. Скука переросла в ссору, слезы вызвали злость. И на
что, думаю, мне барышня Фло? Кажется, из-за нее ты меня даже слегка
разлюбила. Потом злость к подружке остыла, но осталась. Вскоре я стал
говорить Мари-Жанн, что должен заниматься и вообще мне некогда. Увиливал и
не угрызался, так что, вздумай подруга моя искать утешения на стороне,
сказал бы - на здоровье. Для драм я не созрел. Ко взаимному согласию встречи
стали редки, а ласки очень скоро - вялы и вымученны. Но навек я остался
Мари-Жаннин неоплатный должник: она научила меня играть в покер! Потом,
когда приходилось выбирать в больших вещах, в политике левизну-правизну,
ожиданье войны или мира, бунт или благонадежность, в искусстве - красоту или
пользу, в жизни - слово или дело, идеализм-прагматизм, я, сомневаясь день и
ночь, возможно, невольно оглядывался на тебя и кидался из крайности в
крайность. Было у меня семь пятниц на неделе и никогда - постепенности и
продуманности решенья. Чувство во мне заменяло мысль, порыв - логику. И я
терялся, решая, быть или не быть, и по неспособности сдавался окончательно.
И вот тогда частенько, примостившись к грязному столику, вверял
судьбу-индейку тузу треф или девятке бубей.
С мамашей Фло ты продружила все же дольше, чем я с дочкой. Это твое
увлечение мне стало ясно не сразу. А все просто: муж предпочел тебе службу и
от твоих порывов уклонялся, сын взбрыкивал и не отзывался на любовь и
нежность, подруги только и знали, что хныкать и ностальгировать. Последняя
твоя соломинка - новый человек. Ты жаждала вникнуть в незнакомое, в потемки