"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

чужой души, однако в мамаше Фло особых потемок не оказалось. За полгода ты
разглядела все. Последний обмен печеньем, помадой, кремом от морщин - и до
свидания. И ты наконец объявила амнистию: побежала к русским патриоткам,
навестила и обласкала Мельциху.
Однажды, пока я сидел на лекциях, ты взяла у консьержки ключ и навела
порядок в моей берлоге. Я вошел и увидел: новые сиреневые, даже слишком,
занавески. Вместо грубых простынь дорогие льняные. Шесть розочек расставлены
в вазочках, для меньшей пышности по отдельности. В шкафчике годовой запас
одеколона и пены для бритья плюс склянки с витаминами. На подушке белел
конверт. В нем - две двухсотфранковые купюры и записка: "Счастья тебе,
сыночка". Дары означали, что я прощен и что разрыв с Мари-Жанн Фло позволен.
И намекали, что новые мои победы заранее одобрены: главное идти вширь, а не
вглубь. Дарам я, однако, радовался не безумно. Моя цель - знанья,
литература, может, политика и, конечно - слава; счастье же не дело, а вздор
и в планы мои не входит. Еще день - и ты стала сама собой и заявила мне, как
ни в чем не бывало:
- Одного я не могу тебе простить: твоей любви к Макиавелли. Злой он
человек.
- А на добре, мама, далеко не уедешь.

Берлин, октябрь 1945

"Дорогие мама и папа,
С 10 мая 40-го я сменил три мундира и считаю, что побывал на войне,
которая не хуже и не лучше других. Выбора особого не было. Все же удалось
добиться, чтобы американцы, а потом англичане послали меня в специальные
школы, где я научился разбираться в военном деле и самих военных. Мои
медали - непонятно за что. Просто оказался в нужном месте в нужное время.
Кто угодно сделал бы то же самое. Правда, кое-какие мои обязанности в
Лондоне, Версале и потом в Берлине в Генштабе дали мне и права. Учиться я не
закончил, и первой мыслью было броситься к вам в Нью-Йорк доучиваться. Пока
все же отложил: войска спешно уходят, вакансий свободных полно, кто
останется, пойдет в гору; требуется управлять Германией и учить ее
демократии. Предлагают хороший оклад и прекрасную, на мой вкус, работу для
офицера: обеспечение связи между четырьмя странами-победительницами. Буду
работать в Контрольном Совете под началом своего друга, моя задача
координировать действия союзных держав: Чехословакии, Дании, Южной Африки и
других стран, включая Бразилию, при соблюдении интересов всех и каждого.
Другая задача - наблюдать в числе прочих инженеров за демонтажем военных
заводов и, главное, за репатриацией миллионов людей.
Война натешилась мной вслепую, но вдоволь. Сперва потерпел поражение
вместе с бельгийцами, через две недели - с французами. Что было в 41-м и
42-м, сами знаете: неуверенность, а пуще того - невозможность располагать
собой измучила меня. Победа разбила и доконала меня хуже поражения.
Состояние побежденного, скрашенное разве что красной линией фронта,
смещавшейся потихоньку вперед. Действительно, было радостное чувство
всеобщего освобождения, а, увы, не личной свободы. Работу выбирал себе не я.
Теперь, кажется, все изменилось: победитель - как и подобает ему получает
право решать и действовать. В двадцать шесть лет - давно пора. Можете,
кстати, посмеяться: я получаю особняк и машину с шофером. Каково, а?