"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

Мои самовнушения меня же и сбили с толку. Снаряды тоже сбиты с толку,
летят как Бог на душу положит, то недолет, то перелет, словно реплики, так
сказать, артпереговоров, неизвестно, где происходящих. Цепляюсь за М-1, как
за собственный скелет. Последние попытки борьбы с болью. Но она вот-вот
одолеет, захватила почти всего меня, невыносимая, и легкая, как дыхание, и,
наоборот, тяжелая, как близлежащий и близлетящий свинец. Хочу не хочу
проверяю гланды и мускулы, потому что жду с возрастающим ужасом своего и их
конца: а ну как откажут они или чужой волей, или своей, ополчась на
хозяина-изверга. Первыми бунтуют плечи; да, ключицы жаждут вырваться из
груды мяса и полетать на воле, как птицы, о Господи, тоже мне, сравненье,
затертая метафора - для жизни, и смерти, и, чем черт не шутит, спасенья!
Далее - коленные чашечки: потому, видите ли, что в двух-трех метрах
пулеметная очередь, они размякли, раскисли, как кисель, тронь их прилипнут к
пальцам. Вероятно, из-за этого пропали ступни и икры. Нет, кажется, не
пропали, кажется, посинели, раздулись, обезобразились и онемели. Не будь я
трус, так бы и истыкал их, гадов, ножом, чтоб пошевеливались. Про локти -
действуют, нет - ничего не скажу, не знаю, знаю только, что сегодня они то
ли из простого бетона, то ли из армированного, потому что весят они тонну и
пригвождают меня, скрюченного, к земле.
Продолжаю проверку. В борьбе с самоомерщвлением хитрю и устраиваю тело
как лабиринт пещерок и пейзажиков: ползешь в самом себе от сюрприза к
сюрпризу, добровольно став не то червем, не то глистом, магическим своим
альтер эго. Я - разлилипученный на сто лилипутов Гулливер. Я - это я, не-я и
анти-я. Боже, какое счастье укрыться в отвлеченном идиотском
философствовании и самоотрицаться! Я есмь тот, кем быть не могу, к тому ж
семь во множестве. Определяюсь определениями неопределимыми, тем самым
побеждаю время и сберегаю кости в дырявом мешке. В виске - метроном: влево -
вправо, вправо - влево, тик-так, так-так, пятьдесят, сорок девять, сорок
восемь, на счете один - кумпол взорвется. Вдруг вспоминаю о Валери: да, да,
сюда, поэты, смените караул! Авось так еще продержусь минутку. Так,
правильно, окружайте, прикрывайте, пока отступаю к морю. Первый ты, Рембо:
сюда, ко мне на живот, ты же любитель голубых дел, паскудник. А ты, Бодлер,
видать, мою фляжечку ищешь, плевать тебе, что она вся в грязи. Ну нет,
сперва вызволи меня отсюда, а там упивайся, геройское рыло. Ба, папаша Гюго,
вот не ждал, цветочная борода! Ну конечно, дорогой мэтр, принимайте
командование, да нет, не у Битти, жалкий пляж не по вам, ваше место вместо
генералов Эйзенхауэра и Брэдли, и маршала Тито, и старого плута Монтгомери.
А тебе что здесь нужно, Ронсар? Мало тебе лаврового венка, еще захотел
маршальских звезд, чтобы убедить красоток, что дряхлеют они быстрей тебя?
Аполлинер, смир-но! Ты, конечно, солдат, артиллерист чертов, только
думаешь - ранен в башку, значит, и хлебнул больше моего? Ладно, ладно,
просто я не шлю сладких писем нежной Лу, только тем и горжусь. А вы, усатик
Пеги, небось считаете, что я шут гороховый? По-вашему, триколор в зубы - и
вперед в пекло за родину? И ура вам, надежда и мщенье? Знаешь, друг
Ламартин, все мы в ... твоем, извини за выражение, озере! Но ты уж меня за
грубость прости: посидишь с мое в глубокой жопе, трясясь от страха, получишь
право облегчиться, не мытьем, так катаньем. Пардон и поклон, Малларме, ты
тоже человек нежный, тебе бы цацки-шмацки и сослагательные "бы", чтобы не
выражаться, верней, выражаться на свой лад, щегольски сюсюкая и профессорски
кхекая... Водовороты. Этертон схватился за грудь. Он где-то ниже, вижу его