"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

чтоб не мешал заниматься и чтоб потом не пришлось носить очки. За эти слова
я был пожалован пирожными и дополнительными поцелуями. Настроение у меня тут
же испортилось. Наконец, придумав на ходу, объявил тебе, что хочу зеленые,
салатовые или цвета морской волны, чтоб напоминали море, плаванье,
приключения и необитаемый остров. Ты встретила мое пожелание с восторгом,
так что я и сам чуть было не поверил в него.
На том, однако, дело не кончилось. Я захотел овальный стол вместо
квадратного, потому что больно задевал за углы локтями и коленями и приятели
считали, что синяки у меня от родительских тумаков за плохой характер и
нежелание платить им любовью за любовь. Мои желания стали в тот месяц
законом. Исполнялась каждая прихоть. Я ковал железо, пока горячо: не хотел
свою деревянную кровать - хотел с металлическими шарами, чтобы гладить их,
когда жарко. Цель, как показалась тебе, не оправдывала средства. Ты
несколько дней сопротивлялась, и я стал злым, сварливым, взбалмошным.
Плакал, потом извинялся и плакал пуще прежнего. По собственному почину, меня
не спросясь, ты сменила мне старую лампу на две новые роскошные на
шарнирах - направлять свет. Я ликовал, но вида не подал. Белые пятна отныне
будут самыми таинственными островами Микронезии, вечными снегами Андов и,
само собой, Центральной Африкой, а я Ливингстоном и Саворньяном де Бразза.
Счастливей в новой комнате я не стал, хотя слегка порадовался перемене,
а главное - был доволен, что помыкал тобой. У меня появились проблемы - с
собственным телом. Проблема-то до сих пор была одна гигиеническая. Умывание
дважды в день, ванна утром, чистота рук и ногтей. Зарядка также, и не только
в школе. Следовало ходить по улице, расправив плечи, прямо и дышать полной
грудью. В случае неладов с кишечником надлежало сосредотачиваться и
расслабляться, чтобы заставить-таки природу подействовать. Просто и ясно,
выполняю как миленький. Скоро научусь плавать, а на десять лет получу в
подарок новенький велосипед. Теннисную ракетку и роликовые коньки, если
пожелаю, со временем подарят тоже. Неожиданно возникли трудности с тем самым
органом, который именовал я, в зависимости от обстоятельств, "колбаской",
или "хвостиком", или "братишкой", или, прямо и грубо, "этой штукой".
Свисающий предмет не восхищал меня, даже не смешил. Скорее как-то
неопределенно пугал: на горе мне он или на радость? Нехотя разглядывал у
приятелей, зимой особенно, в темных углах двора, сравнивал со своим: мой был
ни длинней, ни короче. Разговора я с ним не вел, в отличие от других
мальчишек, уверявших, что он у них малый умный, хитрец и вольнодумец.
Раз или два показалось мне, что что-то вдруг, то ли выше, то ли ниже,
не так. Дальше - больше. Я был поражен и молчал. С месяц не хотелось ходить
в школу, быть лучшим в классе, даже учебу запустил. Собраться с силами - не
было сил. Казалось, все мышцы против меня - против и души, и тела. Несколько
раз я сомлел, о чем никому не сказал, на уроках истории и географии. В
результате спутал Бретань с Норвегией, заявил, что Рейн течет с севера на
юг, так что поместил его устье в Верхние Альпы, назвал марганец тропическим
фруктом и коровьей жвачкой, приписал победу Риволи Фридриху Барбароссе и
сказал, что последний французский король - Людовик XXII. Учителя решили, что
я издеваюсь. Чудом избегнул я кары. В моей околесице повинно было, конечно,
больное воображение, но не только оно, а и неспособность справиться с собой,
беспокойный сон и испарина. Нет наверняка я чем-то страшно и неизлечимо
болен.
А "эта штука" все откалывала номера. Я следил за ней с утра до вечера.