"Ален Боске. Русская мать " - читать интересную книгу автора

неизменно высказывают осуждение.
Все, что я видел и знал, вещи, лица, чувства, делил я на три категории:
прелесть, дрянь и не знаю что, но мне - неприятность. Отца в данный момент
отнес я к категории "дряни". Он слаб и безволен, и лицо у него озабоченно,
будто наша встреча ему - головная боль. Показалось мне, что он намеренно
неловок, не потому что застенчив вообще, а потому что стесняется говорить о
своих планах. В конце концов, он и сам толком не знает, что предпримет и как
прокормит семью, но ведь имеет право осмотреться, присмотреться к забытой
стране, а уж потом что-то решить. А вот дед с бабкой - в категории
"прелести". Дед, по-моему, порой слишком со мной строг, но великолепен, а
бабушка хороша, потому что сдержанна, да и незачем ей быть несдержанной, я и
так все читаю в ее душе.
К какой категории отнести тебя, я пока не понял: "прелесть" ты или
"дрянь"? С одной стороны, всей душой, безумно рвусь к тебе, с другой тихо,
покорно отступаю, отгораживаюсь. Чувствую: я счастлив, но и немного
несчастлив, потому что для сохранности счастье нужно загонять куда-то в
себя. А может, не загонять? Но если я так трясусь над ним, значит, твоим
приездом не только осчастливлен, но и малость разочарован? С каждой минутой
ты все ближе к третьей моей категории "неприятность". Пришлось еще поломать
голову и съесть еще кусок торта, чтобы осознать свое бессердечие. Тут меня
заела совесть, и я бросился в другую крайность, перестал придираться и
осуждать, попытался одобрять, оправдывать. Я следил за каждым твоим жестом и
словом. Все в тебе было сплошное ликование. Ты говорила: жизнь хороша и
будет еще лучше, потому что наконец мы вместе. Планов у тебя миллион: найти
дом на опушке леса; отдать меня в школу для детей из любых семей, и простых
тоже, правда, только не из самых простых; договориться с организаторами
концертов и выступать; завязать знакомства в музыкальных кругах; помогать
отцу в его марочном бизнесе, пока он не сможет нанять секретаршу... Тебе
никто не возражал. Дед слушал и глядел скептически, словно говорил: жизнь
покажет, что почем, отобьет охоту строить воздушные замки. А бабушка,
наоборот, поддакивала. Бабушка - идеальная мать. Я даже огорчился, почуяв
ваш возможный в будущем твой и ее заговор против меня. Реакция отца меня
ужасно удивила. Он кивал, изо всех сил делал благожелательное лицо, но
совершенно не вникал в разговор, отмалчиваясь и отделываясь этой своей
благожелательностью...
Я попросил разрешения выйти из-за стола и притулился где-то в углу у
двери: нет, решительно, дорогие-любимые против меня! Бедная моя постелька,
между кроватями деда с бабкой. В ней так хорошо, правда, тесновато. Я слегка
вспотел от волнения. Дадут мне проспать в любимом уголке хоть пару ночей или
сразу конец? Волненье превратилось в панику. Перепил, должно быть, крепкого
чаю. Я подбежал к тебе и, обняв, стал умолять не отнимать у меня белую мою
кроватку с розовыми подушками. Ты усадила меня к себе на колени,
восхитилась - какой я тяжелый, какая прелесть! Но нет, как ты сказала, так
тому и быть: у меня будет новая кровать, к тому же и собственная комната. Я
вернулся в свой угол у двери, и страхи удвоились. А вдруг не пустят гулять с
Леонтиной, консьержкой, с которой ходили мы каждый день за покупками в
ближние лавки? Я уже знаток: у Бриньоля самые вкусные груши, а Верстретен -
пьяница, жулик и обвешивает, а в булочной хозяйка, Фрицке, даст поиграть с
тестом, таким тянучим-тянучим, а в бакалее у Дельхеза можно побыть подольше,
подышать лучшим на свете запахом цикория, ярко-красного перца, корицы и