"Сергей Петрович Бородин. Костры похода (Звезды над Самаркандом, #2) " - читать интересную книгу автора

* * *

Хорасан охватил Аяра волнами теплых ветров, небесной синевой, первой,
прозрачной, как марево, прозеленью весенних садов, зацветавших то розовыми
облаками персиковых деревьев, то зеленоватыми, когда расцветал миндаль, то
лиловатыми. На склонах холмов густая и сверкающая зелень молодой травы
мерцала то синими, то желтыми искрами первых цветов.
Облака, легкие и переливчатые, как мыльные пузыри, улетали в синеву
высокого неба.
Там и сям громоздились развалины, обглаженные ветрами и дождями за
двадцать лет, минувших после первых вторжений Тимура на эту землю.
И сами сады, так широко раскинувшиеся у предгорий, давно одичали: это
весна пробудила старые деревья, оставшиеся без хозяев.
Чем ниже в долину уводила Аяра хорасанская дорога, тем чаще то там, то сям
вставали из-за холмов или из-за деревьев немые полурухнувшие здания,
обвалившиеся своды, холмики глины, из которой торчали клочья истлевших
циновок - остатки покинутых жилищ, следы замершей жизни.
Все реже попадались сады. Раскрылись пустые поля, зазеленевшие под влажным
весенним ветром. Но эта поросль оказывалась не зеленями озимей, а лишь
недолговечной зеленью степной травы, обреченной зачахнуть, едва просохнет
напоенная зимними дождями земля. То тут, то там дорогу пересекали овраги -
мертвые русла былых оросительных ручьев. И кругом - ни земледельцев, ни
скота, ни даже собак.
Только сама земля, как вдова, хлопотливо убиралась и прихорашивалась, как
было заведено во времена ее счастливой жизни. Одиноко встретила она
светлый праздник весны, все вокруг украсив и безропотно прикрыв руины,
знаки неотвратимой нищеты и запустения.
Аяр въехал в долину, где тысячи людей, сведенных сюда со всего Хорасана,
рыли канал. Уверенный, что хорасанские земли навсегда стали частью его
удела, Тимур велел оросить поля Хорасана.
Серые рубища, изорванные на локтях и на спинах, измазанные, измокшие под
ночным дождем, не прикрывали костлявых, посинелых тел обросших
всклокоченными волосами землекопов. Сил землекопам хватало лишь на то,
чтоб, едва приподняв мотыгу, соскрести в сторону горсть глины. Там, где на
своей земле молодой земледелец одним взмахом мотыги сбрасывает тяжкий
пласт, им надо было долго трудиться. Казалось, они не прорывают, а
процарапывают русло. Им было невмоготу, - не было ни сил, ни того, что
пробуждает силу, - любви к делу. Зачем, для кого было им здесь
напрягаться? Лишь бы избежать лишнего удара от надсмотрщиков, лишь бы
дотянуть до полудня, когда каждому дадут чашку варева и клок лепешки.
И ни говором, ни движением - ничем не нарушало степного безмолвия и
безлюдья это множество людей, тяжело трудившихся в степи. Лишь скрипели
камни или песок под мотыгами да хрипло, глухо звучали окрики
надсмотрщиков. Не было слышно даже вскриков, когда палка ударялась о
чью-нибудь нерадивую спину, будто били не по живому телу, а по сухой глине.
Аяр насмотрелся на такие работы, когда по слову повелителя десятки тысяч
людей - и своих и рабов - напрягались на строительствах то великих зданий,
то оросительных каналов, то крепостных стен. Везде было то же - горбились
ли ряды каменотесов в горах, месили ли глину строители крепостей в