"Сергей Петрович Бородин. Костры похода (Звезды над Самаркандом, #2) " - читать интересную книгу автора

- Там и от гератской царевны письмо? - спросил он чтеца.
- К великой госпоже. Запечатано.
- Я сам ей прочитаю, дай-ка сюда.
Чтец на коленях подполз к ковру в протянул один из свитков Тимуру.
Повертев свиток в руках, Тимур указательным пальцем поскреб заклейку,
сунул его в рукав и дал знак читать дальше послание Мухаммед-Султана.
Слушая многословные жалобы на самоуправства и бесчинства негодника мирзы
Искандера, Тимур думал:
"Кто там ему пишет? Сам писать не охоч. Кому поручает, надежен ли писец?
Мурат-хана спровадил, а вокруг немало осталось всяких лазутчиков,
соглядатаев, лицемеров. И такие есть, что рады двум господам служить: нам
- из усердия, Шахруху - из корысти, чтоб в беде было куда сбежать от
нас..."
Опять заерзал, упершись в подушку, и прервал чтение, когда среди казненных
сподвижников Искандера услышал имя воспитателя:
"Атабега мирзе Искандеру дал я. Я не сумел бы сам его спросить, что ли?
Вот и умен, казалось, и расторопен, да спешит за меня решать! Хочет своим
умом обходиться?.. Оба самоуправцы!.."
Он вдруг увидел Аяра и, раздумывая, как бы приглядывался, словно в
коротком халате гонца, в шапке ли с красной косицей, притаилось что-то
оттуда, из Самарканда, что могло, казалось, раскрыть, отразить все
самаркандские случаи этой зимы. Еще не поддаваясь возрастающему гневу на
Мухаммед-Султана, Тимур сердито махнул Аяру:
- Иди, иди. Скоро назад поскачешь! - И думал, глядя вслед гонцу: "Если при
мне моих ставленников хватают, сами их режут, без спросу... Это разброд! Я
их... Я их... Я воздвигаю, я собираю, а они... А?"
Чтец ждал, поглаживая пальцем бумагу, чувствуя, как затекают ноги, и не
смея шевельнуться. Тимур смотрел неподвижным, тяжелым взглядом в ту
сторону, куда ушел гонец и где теперь сгустилась непроглядная тьма
карабахской ночи, казавшаяся еще непроглядней отсюда, из-под полыхавшего
факела.
Когда дошли до письма от Шахруха, Тимур крепче уперся в подушку. Пока
тянулись благочестивые пожелания и любезности, Тимур все еще думал о
Мухаммед-Султане: "Верно смекнул насчет монголов, - когда Искандер их
спугнул, не следовало самому к ним соваться. Да ведь я приказал ему идти
туда, мог бы сперва спросить меня, а не самому решать, идти ли на Ашпару,
дома ли отсиживаться. Верно решил, да без спросу. Хорошо, что верно решил,
смекалист. Да как это сам, без спросу?.. Надо его самого спросить: как это
так?.."
Но вскоре старик уже думал о сыне: "Как это красноречив мирза Шахрух!
Кланяется, кланяется, а пишет в Самарканд. Обиделся, что не позвал его с
собой в поход. А о походе не мог не знать. Без Мурат-хана опоздал узнать,
да когда писал, уже знал, что нет меня в Самарканде. Знал!.. Притворяется".
Вдруг в памяти мелькнуло детское худенькое лицо с большими, пугливыми,
неискренними глазами, и старик сразу понял сына:
"Не обиду выказывает, - испуг скрывает. Сперва, с перепугу, ждал меня к
себе, в Герат. Узнавши, что я свернул на Мираншаха, ободрился. Теперь
прикидывается: я, мол, не пугался, даже о вашем выходе в поход не ведаю!
А если пугался, значит, совесть не чиста. Чем? Все ли я знаю о его делах?
Надо выведать. И поскорей, пока он спокоен. Какими любезностями начал, а