"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

отгородиться? Какую стену выстроить?"
А муж ее, растерянный и недоумевающий, вдруг выкидывает номер,
объявляет о намерении путешествовать во волнам всеобщего хаоса! Когда
мужчина теряет самообладание, то превращается в сущую тряпку, это она
замечала не раз. Ее спившийся отец... Об этом она запрещала себе
вспоминать... И мать, изможденными руками цепляющаяся за алкоголика... все
было зачеркнуто давно... И нечто подобное снова подступает к ней, к ее
судьбе... И нужно действовать!
Первой мыслью было натравить на мужа врача. Но сползающая со стен
Кремля эпоха всеобщего разрушения уже коснулась неприкасаемого. Их семейный
опекун, еще весьма бодрый и шустрый профессоришка (она так теперь говорила),
неожиданно подался в политику. Любовь Петровна уже наблюдала однажды его
сморщенную мордашку в одной из пошлейших телепередач, где он блеял о свободе
языком студента, отчисленного за академическую неуспеваемость. Этот
вчерашний лизоблюд у сильных мира сего в последнее посещение их семьи
заговорил вдруг выспренним языком и как-то демонстративно долго мыл руки
после осмотра своего многолетнего пациента. Любовь Петровна стояла в дверях
ванной с полотенцем, и ей очень хотелось стукнуть его по морде лежащей рядом
на полочке розовой клизмой.
А поездку нужно было предотвратить во что бы то ни стало, потому что
это был шаг в заведомое поражение. Если даже не случится ничего
чрезвычайного, никто, к примеру, не воспользуется беззащитностью бывшего
аппаратчика, никто не узнает его и не оскорбит, чего не вынесла бы гордая
душа Павла Дмитриевича, но вдруг, надорвавшись на этой поездке, он
безнадежно сляжет, то это будет именно поражением и ничем иным. А Любовь
Петровна, - она же успела просчитать стратегию всех вариантов ближайшего
будущего, где каждый день добровольного неприсутствия и неучастия
засчитывался за год успеха и стремительно приближал триумф, который должен
наступить непременно, будь то возвращение к делам во спасение гибнущего
государства или справедливое и мудрое слово, произнесенное во всеуслышание в
последние мгновения агонии погружения в смертодышащий хаос.
Но для этого и во имя этого нужно на какое-то время стать невидимым и
даже забытым, и никакой суеты, никаких бесполезных действий, которые могли
бы свидетельствовать о пусть хотя бы временной потере масштаба.
Любовь Петровна встала с кресла аутотренинга, прошла через комнату и
присела у туалетного столика. Она понравилась себе. В зеркале
псевдовенецианского стекла на нее смотрела спокойная женщина с хорошим
цветом лица, чистыми, почти молодыми глазами, хорошо очерченным ртом без
единой морщинки у губ... - и шея, и руки... и, наконец, волосы, пышные и
податливые любой прическе... Любовь Петровна не очень ясно представляла себе
границы так называемого "бальзаковского возраста", самого Бальзака она
читала давненько, но ей нравилась такая характеристика женского состояния,
этой характеристике она давала значительно большее толкование, имеющее
отношение скорее к характеру, чем к возрасту, и если бы захотелось, смогла
бы достаточно внятно определить "бальзаковское" в себе, но не было в том
нужды, потому что она нравилась себе вся как есть, даже ошибки, что
случалось совершать, - когда каялась в них или сожалела, все равно в душе
улыбалась им. Она могла бы считать себя совершенно счастливым человеком,
если бы люди вокруг, особенно близкие люди, были бы столь же последовательны
и разумны в поведении. Но увы! И вот очередная забота. Снова нужно