"Леонид Бородин. Ловушка для Адама (повесть, Роман-газета 6 1996) " - читать интересную книгу автора

моей спиной. Или прислушивалась к чему-то... Может быть, к моим мыслям?
Поступки можно контролировать, а мысли? Попробуй! Они, как тараканы,
разбегаются во все стороны, и рад бы передавить, да не успеваешь. Но похоже,
что если я серьезно намерен облегчить мамино наказание, мне придется
заняться проблемой контроля за мыслями. Могу предположить, что я не хуже
любого условно-среднего человека, и притом я знаю, какие пакости
проговариваются в моем мозгу порою просто так, без потребности в них, а как
бы по привычке... Значит, первое дело - понять суть этой привычки. Не
исключено, что так называемое самоусовершенствование и начинается с контроля
за мыслями, потому что где дурные мысли... Но стоп! Так можно договориться
до банальностей...

Дом Петра по внешнему виду ничем не отличается от прочих в общем ряду
сохранившегося деревянного пригорода. И это момент его игры. Мог бы в
теремок превратить - руки золотые и фантазии не занимать, но нет же, мы не
хотим бросаться в глаза, ценностям пребывать внутри нас, и лишь избранным да
особо доверенным откроемся богатством своим! Я, между прочим, далеко не с
первого раза удостоился приглашения, но придерживался на подходе, и лишь
когда дела наши с Петром завязались в искусный узелок, тогда лишь
распахнулись для меня весьма обшарпанные двери его дома. Внутри дом -
воистину терем, "а-ля русс", выполненный с завидным вкусом и с некоторой
иронией к собственному стилевому пристрастию. Технические новинки
цивилизации, коими дом насыщен весьма, удивительным образом вписываются в
интерьер деревянной резьбы, вышивок, тряпичных ковриков, старинных комодов,
сундуков, самоваров, притом во всех трех комнатах просторно и светло, тепло
и мягко, то есть уютно... Впрочем, предполагаю, что уют - дело рук матери и
сестры Юльки, которая, кстати, влюбилась в меня с первой попойки, потому что
пьяный я на целый порядок лучше себя трезвого. Я знаю это и горжусь. Пьяный
я щедр, добр и любвеобилен. Не в пошлом, разумеется, смысле слова, когда
возникает этакая падкость на все шевелящееся, но в христианском, когда
буквально переполняешься любовью к ближним, потому что, во-первых,
обнаруживаешь в них массу ранее не замеченных достоинств, а во-вторых,
как-то по-особому понимаешь вторичность их недостатков...
Законной гордостью Петра является подземная комната. Сруб три на четыре
из обожженных и просмоленных бревен он обмотал парниковой пленкой и опустил
в огромную яму, которую выкопал вплотную к дому. Зашпаклевал, заштукатурил,
покрасил, соединил с домом лестницей, замаскировав ее панелью со старинными,
неработающими настенными часами. Снаружи - обычный погреб. Даже соседи, на
глазах которых вроде бы все это исполнялось, не успели сообразить, куда
подевался сруб, торчавший чуть ли не полгода из-за высокого дощатого забора.
Уличный вход в "погреб" чужому взгляду тоже ничего не открывал, кроме
крохотного закутка, пригодного лишь для размещения курятника.
Обстановка подземной комнаты поражала воображение. Двенадцать метров
полезной площади Петр превратил в райский уголок, где дышалось, пилось и
спалось с фантастической легкостью и комфортом.
Будучи от природы нетворческим человеком, способным исключительно на
подражание, я возжаждал учинить нечто подобное и со своим жилищем, но -
увы! - на полутораметровой глубине у меня проступила вода. А дом Петра, хоть
он тоже на приозерной улице, но на холме. Этого пустяка я не учел и лишний
раз приговорил себя к вечной посредственности.