"Борис Борин. Чужая память " - читать интересную книгу автора

Мама села рядом со мной, обняла и, притянув мою голову к своему
теплому и мягкому плечу, спросила:
- Что ты будешь делать после отдыха, Март?
Я видел близко-близко ее лицо, иссеченное лучиками мелких морщинок,
встревоженные глаза. И мне почему-то захотелось заплакать, уткнувшись
лицом, как в детстве, в ее добрые колени.
- Я буду работать в институте Граджа.
- Ты шутишь, мальчик,- улыбнулась мама.- У Граджа работают крупные
ученые, а ты всего-навсего механик.
- Я буду работать у Граджа,- голос мой звучал почему-то высокомерно и
нетерпеливо.
- Ты сделал важное открытие? - взволновалась мама.- И тебя пригласили
в институт?
- Я буду работать у Граджа,- повторил я в третий раз.
Мама, вздохнув, ушла. А я почему-то заплакал, с силой вдавливая лицо в
подушку. Откуда я знаю, что буду делать. Старик не мешал мне дома. Он
словно отпустил меня на каникулы (очевидно, мои воспоминания детства
оказались сильнее), но откуда я знаю, что будет дальше, когда я переступлю
порог лаборатории?
VI
Когда я начал работать, пришлось поселиться при институте Граджа, в
квартире Старика. Маленькая комната с жесткой, как стол, кроватью и
длинным, как кровать, столом. Я ничего не менял здесь, только на голой
стене повесил портрет Старика.
Старик стоял на плитах космодрома в скафандре, но без шлема. Ветер
трепал его коротко остриженные волосы.
А из-за спины вставала, разрезая горизонт надвое, ракета.
Я расшифровывал записи Старика, наговоривая их на магнитофонную ленту.
Во-первых, боялся, что память может преподнести неожиданный сюрприз и я
потом не смогу прочесть беглые стенографические иероглифы. Во-вторых, когда
я прослушивал эти записи, чужие мысли, произнесенные собственным голосом,
казались почти моими.
И, в-третьих, я, наверное, невольно оттягивал начало настоящей работы.
В небольшой кухоньке плита-автомат могла приготовлять нехитрые блюда:
отбивную, гренки, яичницу. И варила крепчайший кофе. Сначала у меня от
такого кофе колотилось сердце, а потом привык.
Ужинал в кафе на соседней улице. Там по вечерам было много народа.
Мелькал сменяющимися кадрами вделанный в стену телевизор, но можно было не
подключать наушники на своем кресле и, следовательно, не обращать на него
внимания. Лампочки тоже зажигались на столах по желанию посетителей.
Поэтому в кафе было по вечерам удивительно уютно. Ничто не громыхало, не
сверкало (к телевизору можно было сесть спиной), и я засиживался там
часами, забывая о коктейле, в котором медленно таяли прозрачные кубики
льда...
Она вошла неторопливой, спокойной походкой, которая невольно
сообщалась всем, входящим в это кафе. Ее нельзя было назвать красавицей.
Обычная девушка в обычном платье. Черные волосы, серые глаза. Губы казались
яркими даже на смуглом лице.
Что-то сдавило грудь, подошло к горлу. Словно испугавшись, я вышел из
кафе.