"Герман Борх. 1918 - Хюгану, или Деловитость (Лунатики #3) " - читать интересную книгу автора

всему этому он был и не прав, так как и ему должно*; быть свойственно
глубинное человеческое понимание, человеческое стремление к свободе, в
котором берет свое начало весь свет мира и из чего каждое воскресенье
произрастает освящение всего живого. И поскольку это было так, и поскольку
это не могло быть иначе, то наверняка могло произойти и в т момент, когда
Хугюнау вылез из окопа и впервые освободился! от тесной взаимосвязи с
людьми, так что на него упал отблеск;; высшего сияния, являющегося свободой,
он стал даже его частицей, и в это мгновение он впервые был подарен
воскресенью.
Погруженный в такого рода размышления. Хугюнау дошел До гостиницы на
Рыночной площади и снял там комнату. Словно еще раз основательно наслаждаясь
своим отпуском, он устроил себе хороший вечер. Мозельское вино отпускалось
без продуктовых карточек, невзирая на войну, здесь еще сохранилось немного
вина отличного качества. Хугюнау позволил себе три небольших кувшинчика, на
улице между тем стемнело. Бюргеры занимали места за разными столиками,
Хугюнау был здесь чужаком; он ловил на себе беглые вопросительные взгляды то
с одной, то с другой стороны. Все они имели свое дело, им было чем
заниматься, только у него ничего не было. И тем не менее он испытывал
чувство радости и удовлетворения. Он удивлялся сам себе: без дела и все-таки
доволен! Настолько доволен, что он не без охоты задумался надо всеми теми
сложностями, ко-
торые неизбежно должны были бы возникать, когда такой человек, как он,
человек без документов, без клиентуры хотел бы в чужом городе завести свое
дело и получить кредит. Копание во всех этих сложностях его неимоверно
подзадоривало, Возможно, причиной всему этому было выпитое вино. В любом
случае, разыскивая со слегка гудящей головой свою комнату, Хугюнау ощущал
себя отнюдь не как поглощенный заботами коммерсант, а как исполненный
радостного настроения легкомысленный турист.
Когда каменщика и ополченца Людвига Гедике откопали, его открытый в
неистовом крике рот был забит землей, лицо было синюшным и почерневшим,
биение сердца не прослушивалось. Если бы два санитара, в чьи руки он попал,
не заключили пари о том, выживет он или не выживет, то вскоре его опять
зарыли бы в землю. Тем, что ему снова пришлось увидеть солнце и залитый
солнцем мир, он был обязан десяти сигаретам, поставленным на кон в этом
споре.
Искусственное дыхание, которое делали оба санитара, ни к какому
конкретному результату не привело, хотя оба совершенно выбились из сил, пот
катился с них градом; но они все же взяли его с собой, внимательно следя за
ним и постоянно чертыхаясь в его адрес, поскольку никак невозможно было
понять загадку его жизни или в данном случае смерти, и они не преминули
подсунуть его врачам. Так что объект их спора четыре дня лежал в лазарете,
кожа его почернела, он не шевелился, Теплилась ли в этом теле маленькая
жизнь, или эта крошечная жизнь была изгнана из руин тела болью и удушьем,
или же имела место едва уловимая отрадная пульсация на самом краю бездонной
пропасти, нам это было неведомо, а ополченец Гедике не имел ни малейшей
возможности дать нам на сей счет справку.
Затем очень медленно, крошечными, так сказать, шажками начала входить в
его тело жизнь, и эта медлительность, эта осторожность соответствовали
ситуации и казались естественными, поскольку его раздавленному телу были
крайне противопоказаны какие бы то ни было движения. В течение многих