"Юхан Борген. Избранные новеллы" - читать интересную книгу автора

сел. Пусть все будет как прежде, словно ничего не случилось... Проклятая,
да, проклятая школа! Как она любит донимать тех, кого и так донимает жизнь!
Не всем же, как ему море по колено...
Рейдар поглядывал то на отца, то на сына. Зачем только люди так
усложняют себе жизнь? Он понял вдруг, что судьба есть судьба. "К примеру,
отец... - думал он, - да не выхолостило ли смиренное тщеславие его душу? Как
знать, может, и он давно уже полый внутри, как тот цыпленок без костей,
которым здесь ублажают тех, кто проиграл битву?.."
- Рейдар, - окликнула его фру Берг. - Будь добр, возьми у меня блюдо!
Рейдар взял блюдо и вежливо протянул хозяину:
- Господин Берг! Цыпленок!
Берг вздрогнул. Схватив блюдо, он невидящими глазами уставился на него.
Кто-то прыснул.

Из сборника "Медовый месяц", 1948

Жимолость. Перевод С. Тархановой

Весь этот долгий летний вечер мальчик сидел в саду и ждал: что-то
должно случиться. Он сидел под смородинным кустом, с которого давно уже
перестал рвать ягоды. У него за спиной ветер одиноко шелестел в верхушках
лип - там, вверху, раздолье южному бризу, - но древним кронам деревьев чужда
суета, неспешно клонятся они в одну сторону и столь же медленно разгибаются
в ожидании новой ласки теплого ветерка.
Здесь, в саду, еще недвижны травы, на белом клевере виснут шмели. Перед
мальчиком - дом, белый, большой, полный тайн. Тайны притекают, когда свет
уже глохнет и серо-белая стена дома начинает синеть. Тайны прокрадываются в
сад из окон, сверкающих, будто озера; сползаются в него с черных блестящих
черепиц на крыше, за день накалившихся настолько, что воздух над фронтоном
дрожит. Но больше всего тайн слетает с жимолости: когда воздух свежеет, а
солнце вот-вот растает, растопится в молоке, жимолость наполняет сад
печальным своим ароматом.
В этот час в доме отдыхают после обеда. В верхнем этаже задергивают
занавески. Но старшие дети вихрем сбегают с лестниц с купальниками в руках,
кричат, перекликаются, будто чайки над косяком сельди. Стоит таинственный
час, когда взрослые отдыхают в доме, потому что у них отпуск, а с берега
выходят в море рыбаки, ставят лодку к лодке в глуби залива, и голоса их
разносятся далеко окрест; сверкая золотистым загаром, сбегают с гор дети,
подростки и бросаются в море, плывут саженками к небосклону, похожие на
подводные лодки, на полкорпуса погруженные в воду, а после животом кверху
лежат в теплой вечерней воде, будто дохлая рыба.
Мальчик сидит на траве и ждет. Никто, кроме него, не знает этого часа.
Будь по-другому, они не стали бы сейчас спать, рыбачить, купаться, кричать.
Они не знают, что листья смородины медленно клонятся книзу, навстречу
прохладе, которая не замедлит прийти; не видят, как желтые гусеницы ползут
по листьям и вдруг замирают, не сразу отваживаясь перебраться на тонкую
ребристую ветку. Они не слышат тишины, которая сходит на землю перед тем
таинственным часом, не ведают блаженного озноба - смеси страха и ожидания,
охватывающего человека, который сидит в траве под кустом и ждет, чтобы всюду
воцарился покой и наконец началось то, что должно начаться.