"Юхан Борген. Избранные новеллы" - читать интересную книгу автора

одолевает он еще четыре ступеньки, все время забирая вбок. Теперь он уже под
самой водосточной трубой - в надежде спастись отчаянным прыжком на карниз
под верандой, чтобы затем влезть на нее и оттуда пробраться в комнаты.
Кто-то вышел на веранду - тот самый низкий голос, которого мальчик
страшился больше всего на свете. И мальчик вжался в жимолость, в самую
пышную ее чащу, и верхние, свободно парящие ветви скрыли его. Низкий голос
ушел. И тут же внизу зазвенел другой голос, высокий и светлый, тот самый,
которого он так стыдится, когда что-нибудь натворит. И мальчик, рывком
выпростав из-под себя ветви, снова втиснулся в зелень чащи. И замер, застыл
на деревянных жердях у верхнего этажа. Но тут к его носу протянулся цветок
жимолости. Тычинки стоят в розовой гондоле цветка так близко к глазам
мальчика, что вырастают в размерах, и кажется, будто это люди в лодке встали
по стойке "смирно". Запах цветов уже не струится по рукам и ногам, не
растекается сладким ядом под кожей. Мальчик вдыхает его через нос, и аромат
совершенно оглушает его, он уже не помнит, где он, лишь изредка что-то
всплывает в памяти. Жерди больно врезаются в кожу сквозь легкие туфли,
врезаются в руки над головой. Но мальчик уже не в силах сдвинуться с места.
Он знал, что взгляды стоящих внизу прикованы к стене дома, к месту, где
он скрывался, и в этот миг произошло превращение. Мальчик стал жимолостью.
Так нестерпимо влекло его слиться с растением, так оглушителен был
запах цветов, который ядом вливался в кровь и нес с собой уже не "грусть", а
"угрозу", что хотелось наконец повернуть голову, потому что он не мог
вынести тревогу и ужас, звучавшие в светлом высоком голосе, и то, что вскоре
должно случиться. Он не знал, почему торчит там, вверху, как какая-нибудь
муха или пчела, и зачем все время лезет и лезет вверх. Но и краткий миг
изумления тоже прошел, и он снова стал жимолостью, на этот раз до конца,
потому что боль в руках и ногах притупилась. Даже усталость - и та прошла, и
казалось, он вечно мог так стоять, вцепившись в легкие планки, и будто всю
свою жизнь только так и стоял. Запах жимолости опьянил его, все сущее уплыло
куда-то и вскоре пропало совсем. Даже угроза - и та теперь не страшила его.
Просто он попал в сеть - сеть жимолости, и она взяла его в плен. И ему
никогда не вырваться из нее.
Высокий светлый голос в саду затих. Может, она ушла, а может, просто
все уже отошло - вся здешняя часть мира?..
А может, и не было никогда ничего? Может, сам он был жимолостью всегда,
и только порой, в редкий миг, ему вдруг почти удавалось стать человеком?
Переменился свет. Синели, как всегда синеют в сумерках, стены дома.
Солнце золотило верхушки высоких лип, и они тихо вздрагивали под легким
ветерком, который внизу, на взгорке, даже не ощутим. Там, внизу, все
скрылись в доме. Они больше уже не ищут его в саду. "Слава богу, хорошо, что
мальчик не в жимолости!" Грядки ромашек стиснули дом точно выверенными
дугами тисков. В доме шум голосов - старых и молодых. По радио объявляют
погоду на завтра. С моря летят крики чаек.
Мальчик висит в сети деревянной решетки. Ноги, соскользнув за жерди до
самых коленок, расцарапаны в кровь, застряли между стеной и решеткой. Руки
мертвой хваткой сомкнулись чуть поверх головы, разжать их он не в силах.
Сведенное судорогой тело его повисло спиною к саду, мальчик распят между
четырьмя жердями. К ноздрям, оглушая его своим одуряющим запахом, прилипла
жимолость. Мальчику больно, он рад бы вырваться из плена, но силы его
иссякли. Сеть стянулась вокруг пойманной рыбы, все пути отныне закрыты.