"Хорхе Луис Борхес. Искушение" - читать интересную книгу автора

похоронного обряда над Скильдом, вышедшим из моря и вернувшимся в море. Имя
Эзры Уинтропа не упоминалось ни разу, но его носитель чувствовал себя
задетым буквально каждой строкой. И не потому, что метили в него самого:
покушались на его преподавательский метод.
До отъезда оставались считанные дни. Уинтроп хотел сохранить
непредубежденность; он не мог позволить, чтобы статья Эйнарсона, уже
прочитанная и обсужденная всеми, повлияла на его решение. А оно далось
нелегко. Наутро Уинтроп имел беседу со своим шефом, и в тот же вечер
Эйнарсон получил официальное предложение отправиться в Висконсин.
Накануне девятнадцатого марта, дня отъезда, Эйнарсон постучал в кабинет
Эзры Уинтропа. Он зашел проститься и поблагодарить. Одно из окон выходило на
пологую зеленую улочку, кругом теснились книги. Эйнарсон тут же узнал первое
издание "Edda Islandorum" * в переплете из телячьей кожи. Уинтроп уверил,
что собеседник, несомненно, справится с возложенной на него миссией и
благодарить тут решительно не за что. И все-таки разговор, насколько знаю,
затянулся.
______________
* "Исландская Эдда" (дат .).

- Давайте начистоту, - отрезал Эйнарсон. - Любая собака в университете
скажет, что если наш шеф, доктор Ли Розенталь, отправил на съезд меня, то
исключительно по вашей рекомендации. Надеюсь, я не подведу. Я неплохой
германист. Язык саг для меня родной, а по-английски я говорю лучше моих
британских коллег. Мои студенты произносят cynning, а не cunning3. А еще они
знают, что курить в аудитории настрого запрещено, равно как и появляться
разодетыми на манер хиппи. Что до моего незадачливого соперника, то
критиковать его было бы с моей стороны дурным вкусом: в работе о кёнингах он
блистает знанием не только оригинальных текстов, но и трудов Майснера и
Маркуардт. Но все это мелочи. Я обязан объясниться лично перед вами, доктор
Уинтроп. Я покинул свою страну в конце шестьдесят седьмого. Если решаешь
уехать в чужие края, надо пробиться, иначе незачем уезжать. Две мои первые
работы, обе - узкоспециальные, имели одну цель: показать, чего я стою.
Понятно, этого недостаточно. Меня всегда интересовала баллада о Мэлдоне, я
мог читать ее наизусть с любого места. Я добился, руководство Йеля
опубликовало ее с моими комментариями. Как вы знаете, баллада рассказывает о
победе скандинавов, но утверждать, будто она повлияла на позднейшие
исландские саги, - невозможно, нелепо... Я просто хотел польстить
англоязычным читателям.
Теперь - о главном, о моей полемической заметке в "Yale Monthly". Вы,
думаю, заметили, что она отстаивает (или пытается отстоять) мой подход,
заведомо преувеличивая недостатки вашего, который за скуку преодоления трех
тысяч запутанных и беспрерывных стихов, излагающих более чем смутный сюжет,
обещает снабдить студента словарным богатством, дающим возможность - если он
к тому времени не сбежит - наслаждаться всем целым англосаксонской
словесности. Моей истинной целью было попасть в Висконсин. Мы с вами знаем,
дорогой друг: все эти симпозиумы - сплошная глупость и лишние расходы, но
без них не обходится ни один curriculum.
Уинтроп посмотрел на собеседника в замешательстве. Тот выглядел
человеком разумным, но принимал всерьез такие вещи, как съезды и мироздание,
которые вполне могли быть чьей-то надмирной шуткой. Эйнарсон продолжал: