"Хорхе Луис Борхес. Богословы" - читать интересную книгу автора

на них слово божье. Труд этот занял у него девять дней, а на десятый ему
вручили перевод опровержения, сочиненного Иоанном Паннонским.
______________
* "Отрицаю" (лат.).
** "С другой стороны" (лат.).
*** "Никоим образом" (лат.).
**** солецизмы - т. е. синтаксические ошибки; этимологически восходит
к городу Сол в Греции, утратившему чистоту греческого языка.
***** Соединение двух цитат из труда Августина "О Граде Божьем" (XII,
17 и XII, 20).
****** Иксион - в греческой мифологии - фессалийский царь, первый
убийца. Возмечтав о Гере, он зачал кентавров от облака, которому Зевс придал
очертания Геры. Зевс поразил его громом и велел Гермесу привязать его в Аиде
к безостановочно вращающемуся колесу, увитому змеями. Сюжет изложен в V в.
до н. э. Пиндаром во II Пифийской оде.
******* "О началах" (лат.).
******** "Первые Академики" (лат.).
********* свет природы (лат.).

Оно было почти смехотворно кратким - Аврелиан взглянул на него с
презрением, а затем со страхом. В первой части содержалось толкование
заключительных стихов девятой главы Послания к евреям, где сказано, что
Иисус не приносил себя в жертву многократно от начала мира, но совершил это
однажды к концу веков.
Во второй части было приведено библейское упоминание о тщетном
многословии язычников (Матфей. 6:7) и то место из седьмой книги Плиния, где
говорится, что во всей вселенной не найти двух одинаковых лиц. Точно так же,
заявлял Иоанн Паннонский, не найти и двух одинаковых душ, и самый гнусный
грешник столь же драгоценен, как кровь, ради него пролитая Иисусом Христом.
Поступок одного человека, утверждал он, имеет больше веса, чем все девять
концентрических небес, и воображать, будто он может исчезнуть, а потом
возникнуть снова, - значит проявить вопиющее легкомыслие. Время не
восстанавливает то, что мы утратили: вечность хранит это для райского
блаженства, но также для огня адова. Трактат был написан ясно и
всеобъемлюще - казалось, он сочинен не конкретной личностью, но как бы
"всяким человеком" или - быть может - всем человечеством.
Аврелиан испытал острое, почти физическое чувство унижения. Ему
захотелось уничтожить или переделать свой труд, но затем, движимый
обозленной честностью, он отправил его в Рим, не изменив ни одной буквы.
Несколько месяцев спустя, когда собрался Пергамский собор, опровергнуть
заблуждения монотонов поручили (как и следовало ожидать) Иоанну Паннонскому;
его ученого, сдержанного по тону опровержения оказалось достаточно, чтобы
ересиарха Эвфорбия осудили на сожжение. "Это уже происходило и произойдет
снова, - сказал Эвфорбий. - Вы возжигаете не костер, но огненный лабиринт.
Если бы здесь соединились все костры, на которые я восходил, они не
уместились бы на земле, и ангелы ослепли бы. И это я говорил неоднократно".
Потом он стал кричать, потому что огонь добрался до него.
Колесо пало, побежденное Крестом *, однако Аврелиан и Иоанн продолжали
свою тайную войну. Оба сражались в одном и том же стане, оба жаждали той же
награды, воевали против того же врага, но Аврелиан не мог написать ни слова,