"Хорхе Луис Борхес. Cообщение Броуди" - читать интересную книгу автора

улице с матерью и теткой. Мы поравнялись с компанией подростков, и один из
них громко сказал:
- Дайте пройти этим старухам.
Я не знал, что делать. Тут вмешался Феррари, который вышел из дома. Он
встал перед заводилой и сказал ему:
- Если тебе надо привязаться к кому-нибудь, давай лучше ко мне.
Они ушли гуськом, друг за другом, и никто не произнес ни слова. Они
знали его.
Он пожал плечами, поклонился нам и пошел дальше. Перед тем как уйти, он
обратился ко мне:
- Если ты свободен, приходи вечером в забегаловку. Я остолбенел. Сара,
моя тетка, изрекла:
с животными делало их похожими на крестьян. Подозреваю, что самым
заветным желанием каждого было стать вторым Хуаном Морейрой. В конце концов
они дали мне прозвище Рыжий, но в нем не было презрения. У них я выучился
курить и многому другому.
В одном доме на улице Хунин меня как-то спросили, не друг ли я
Франсиско Феррари. Я сказал, что нет, сочтя утвердительный ответ похвальбой.
Однажды явились полицейские и обыскали нас. Некоторым пришлось идти в
комиссариат; Феррари не тронули. Недели через две повторилось то же самое,
но на этот раз увели и Феррари, потому что у него за поясом был нож. А может
быть, он потерял расположение местного начальства.
Сейчас я вижу в Феррари бедного юношу, которого обманули и предали;
тогда он казался мне Богом.
Дружба не менее таинственна, чем любовь или какое-нибудь другое обличив
путаницы, именуемое жизнью. Мне однажды пришло в голову, что нетаинственно
только счастье, потому что оно служит оправданием само себе. Дело было в
том, что Франсиско Феррари, смелый и сильный, питал дружеские чувства ко
мне, изгою. Мне казалось, что произошла ошибка и что я недостоин этой
дружбы. Я пытался уклониться, но он не позволил. Мое смятение усугублялось
неодобрением матери, которая не могла примирить мои поступки с тем, что она
именовала моралью и что вызывало у меня насмешку. Главное в этой
истории -мои отношения с Феррари, а не совершенная подлость, в которой я
сейчас и не раскаиваюсь. Пока длится раскаяние, длится вина.
Старик, который снова сидел рядом с Феррари, о чем-то тихо с ним
говорил. Они что-то замышляли. Со своего места за столом я, кажется,
разобрал имя Вайдеманна, чья ткацкая фабрика находилась неподалеку от нашего
квартала. Вскоре мне без всяких объяснений было велено обойти кругом фабрики
и хорошенько изучить все входы. Вечерело, когда я перешел ручей и
железнодорожные пути. Мне вспоминаются одиночные дома, заросли ивняка и
пустыри. Фабрика была новая, но выглядела заброшенной и стояла на отшибе;
красный цвет ее стен сливается в моей памяти с закатным небом. Вокруг
фабрики шла ограда. Кроме главного входа было
еще две двери на южной стороне, которые вели прямо в помещения.
Должен признаться, я поздно понял то, что вам уже ясно. Мои сведения о
фабрике подтвердил один из парней, у которого там работала сестра.
Отсутствие компании в альмасене в субботу вечером не осталось бы
незамеченным, и Феррари решил, что налет произойдет в следующую пятницу. Мне
досталось караулить. Пока нас не должны были видеть вместе. Когда мы
оказались на улице вдвоем, я спросил Феррари: