"Хорхе Луис Борхес. Cообщение Броуди" - читать интересную книгу автора

пожалуй, ораторского дара, который снискал ему не одну награду в английской
школе в Рамос Мехия, и едва ли не беспредельной доброты. Споры не привлекали
его, предпочитавшего думать, что прав не он, а собеседник. Неравнодушный к
превратностям игры, он был, однако, плохим игроком, поскольку не находил
радости в победе. Его открытый ум не изнурял себя работой, и в свои тридцать
три года он все еще не получил диплома, затрудняясь в выборе подходящей
специальности. Отец, неверующий, как все порядочные люди того времени,
посвятил его в учение Герберта Спенсера, а мать, уезжая в Монтевидео,
заставила поклясться, что он будет каждый вечер читать "Отче наш" и
креститься перед сном. За многие годы он ни разу не нарушил обещанного. Не
то чтобы ему недоставало твердости: однажды, правда, скорее равнодушно, чем
сердито, он даже обменялся двумя-тремя тычками с группой однокурсников,
подбивавших его на участие в студенческой демонстрации. Но, в душе
соглашатель, он был складом, мягко говоря, спорных, а точнее - избитых
мнений: его не столько занимала Аргентина, сколько страх, чтобы в Других
частях света нас не сочли дикарями; он почитал Францию, но презирал
французов; ни во что не ставил американцев, но одобрял постройку небоскребов
в Буэнос-Айресе и верил, что гаучо равнин держатся в седле лучше, чем парни
с гор и холмов. Когда двоюродный брат Даниэль пригласил его провести лето в
"Тополях", он тут же согласился, и не оттого, что ему нравилась жизнь за
городом, а по природной уступчивости и за неимением веских причин для
отказа.
Господский дом выглядел просторным и чуть обветшалым; неподалеку
размещалась семья управляющего по фамилии Гутре: на редкость неуклюжий сын и
дочь неясного происхождения. Все трое были рослые, крепко сколоченные, с
рыжеватыми волосами и лицами слегка
индейского типа. Между собой они почти не разговаривали. Жена
управляющего несколько лет назад умерла.
За городом Эспиносе приоткрылось немало такого, о чем он и понятия не
имел. Например, что к дому не подлетают галопом и вообще верхом отправляются
только по делу. Со временем он стал различать голоса птиц.
Вскоре Даниэлю понадобилось вернуться в столицу, закончить какую-то
сделку со скотоводами. Он рассчитывал уложиться в неделю. Эспиноса, уже
слегка пресытившись рассказами брата о любовных победах и его неослабным
вниманием к тонкостям собственного туалета, предпочел остаться в поместье со
своими учебниками. Стояла невыносимая духота, и даже ночь не приносила
облегчения. Как-то поутру его разбудил гром. Ветер трепал казуарины.
Эспиноса услышал первые капли дождя и возблагодарил Бога. Резко дохнуло
холодом. К вечеру Саладо вышла из берегов.
На другой день, глядя с галереи на затопленные поля, Валтасар Эспиноса
подумал, что сравнение пампы с морем не слишком далеко от истины, по крайней
мере этим утром, хотя Генри Хадсон и писал, будто море кажется больше,
поскольку его видишь с палубы, а не с седла или с высоты человеческого
роста. Ливень не унимался; с помощью или, верней, вопреки вмешательству
городского гостя Гутре удалось спасти большую часть поголовья, но много
скота потонуло. В поместье вели четыре дороги; все они скрылись под водой.
На третий день домишко управляющего стал протекать, и Эспиноса отдал
семейству комнату в задней части дома, рядом с сараем для инструментов.
Переезд сблизил их: теперь все четверо ели в большой столовой. Разговор не
клеился; до тонкостей зная здешнюю жизнь, Гутре ничего не умели объяснить.