"Хорхе Луис Борхес. Семь вечеров" - читать интересную книгу автора

более
любопытное явление, поскольку мы смотрим не на переодетых людей, а на
их изображение. Однако это не мешает нам верить в них, пока длится сеанс.
В случае с Данте все так живо, и мы начинаем полагать, что он верил в
другой мир, как мог верить в геоцентрическую географию или геоцентрическую
(а не какую другую) астрономию.
Мы хорошо знаем Данте благодаря явлению, отмеченному Полем Груссаком:
"Комедия" написана от первого лица. Это не чисто грамматическое явление, не
только употребление "вижу" вместо "видели". Это означает нечто большее, а
именно что Данте - один из персонажей "Комедии". Груссак считает это новой
чертой. Мы знаем, что до Данте Святой Августин написал "Исповедь". Но эти
исповеди, отличающиеся великолепным красноречием, не так близки нам, как
произведение Данте, поскольку изумительное лексическое богатство африканца
встает между тем, что он хочет сказать, и тем, что мы слышим.
Красноречие, ставшее препятствием, к сожалению, нередко. Оно должно
представлять собой способ, ход, но порой превращается в помеху, в преграду.
Это заметно у таких разных писателей, как Сенека, Кеведо, Мильтон или
Лугонес. Слова разделяют их и нас.
Данте мы знаем ближе, чем его современники. Я чуть было не сказал, что
знаем его, как Вергилий, который ему снился. Без сомнения, лучше всех могла
знать Данте Беатриче Портинари. Данте вводит себя в повествование и
находится в центре событий. Он не только видит происходящее, но принимает в
нем участие. Это участие не всегда соответствует тому, что он описывает.
Мы видим Данте, испуганного Адом; он испуган не потому, что трус, а
потому, что его испуг необходим, чтобы мы поверили в Ад. Данте испуган, он в
страхе, он Рассказывает об увиденном. Мы узнаем об этом не по тому, что он
говорит, а по стихам, по интонации.
Вот другой персонаж. В "Комедии" три героя, сейчас я говорю о втором.
Это Вергилий. Данте достиг того, что У нас сложилось два образа Вергилия:
первый - от "Энеиды" и "Георгик", второй, более близкий, - создан поэзией,
благочестивой поэзией Данте. Одна из важных тем как литературы, так и
жизни - дружба. Я бы сказал, что дружба - наша аргентинская страсть. В
литературе встречается множество описаний дружбы, она персонажей
укладывается в несколько терцин, однако это вечная жизнь. Они живут в одном
слове, в одном действии; это часть песни, но она вечна. Они продолжают жить
и возникают вновь и вновь в памяти и воображении людей.
Карлейль считает, что существуют две характерные черты Данте. То есть,
разумеется, больше, но две основные - нежность и суровость (только не
противостоящие, не противоречащие друг другу). С одной стороны, это
человеческая нежность Данте, то, что Шекспир называл "the milk of human
kindness" - "млеко человеческой доброты". С другой стороны, знание, что все
мы обитатели сурового мира, что существует порядок. Этот порядок соотносится
с Иным, с третьим собеседником.
Возьмем два примера. Обратимся к наиболее известному эпизоду Ада, из
пятой главы, эпизоду с Паоло и Франческой. Я не собираюсь пересказывать
Данте - было бы дерзостью с моей стороны излагать другими словами раз и
навсегда сказанное по-итальянски, - я просто хочу напомнить обстоятельства.
Данте и Вергилий сходят в круг второй (если я помню верно) и видят
сутолоку душ, ощущают зловоние греха, зловоние кары. Окружение безрадостно.
Например, Минос, свертывающий спиралью хвост, чтобы показать, в какой круг