"Хорхе Луис Борхес. Фунес, Помнящий" - читать интересную книгу автора

цифр. Две причины разубедили его: мысль, что задача бесконечна и что она
бесполезна. Он знал, что к часу своей смерти он едва ли закончит
классифицировать хотя бы все воспоминания своего детства.
Двум проектам, которые я указал (бесконечный словарь для
последовательностей натуральных чисел и годный к употреблению мысленный
каталог всего того, что он помнил) не хватает здравого смысла, но они
обнаруживают свою грандиозность со всеми своими недостатками. Они позволяют
нам смутно представить или логически вывести головокружительный мир Фунеса.
Не стоит забывать, что Фунес был почти неспособен к общим, теоретическим
идеям. Ему было трудно понять не столько то, что общее понятие собака
включает такое множество непохожих экземпляров разного размера и разной
формы, сколько он был сбит с толку тем фактом, что собака, видимая в три
четверти (если смотреть в профиль), должна иметь то же имя, что и собака,
видимая в три пятнадцатых (если смотреть спереди). Его собственное лицо в
зеркале, его руки удивляли его каждый раз. Свифт пишет, что император
Лилипутии мог различить движения самой маленькой руки; Фунес же мог
непрерывно наблюдать спокойное наступление порчи, кариеса, усталости. Он
замечал приближение смерти или сырости. Он был единственным и разумным
зрителем многообразного мира, который был ежесекундно и невыносимо точен.
Вавилон, Лондон и Нью-Йорк внушают благоговейный страх воображению людей
своим ужасным великолепием; никто в этих густонаселенных городах или на этих
вздыбившихся проспектах не чувствовал жара и давления реальности, как
чего-то, что неутомимо день и ночь сходилось в одну точку - к несчастному
Иренео на его бедной южно-американской ферме. Ему было очень трудно спать.
Спать значит исчезнуть из мира; Фунес лежа спиной на раскладушке, в
полумраке, представлял каждую трещинку и каждый молдинг[7] разнообразных
домов, которые окружали его. (Я повторюсь, наименее важные из его
воспоминаний были более подробны, точны и более живы, чем наше восприятие
физического удовольствия или мучения.) К востоку в районе, который еще не
был разрезан на кварталы домов, было несколько неизвестных строений. Фунес
представлял их черными, сплошными, состоящими из одной неопределенности; он,
бывало, поворачивал свое лицо в ту сторону, чтобы уснуть. Также, случалось,
он представлял себя на дне реки, убаюкиваемым потоком и обращаемым в ничто.
Без усилий он выучил английский, французский, португальский, латинский.
Тем не менее, я полагаю, что у него не было особенных способностей к
мышлению. Думать - значит забыть различия, уметь обобщать, резюмировать. В
чрезмерно насыщенном мире Фунеса не было ничего кроме подробностей, почти
соприкасающихся подробностей.
Рассвет сомнительной ясности прошелся по восточному дворику.
Именно тогда я увидел лицо человека, чей голос звучал всю ночь. Иренео
было девятнадцать лет; он родился в 1868; он казался монументальным, как
изделие из бронзы, более древним чем Египет, предшественником пророчеств и
пирамид. Мне пришло на ум, что каждое из моих слов (каждый из моих жестов)
будут жить в его неумолимой памяти; я был парализован страхом умножения
излишних жестов.
Иренео Фунес умер в 1889 году от воспаления легких.

========================================
Замечания переводчика.
Необходимо отметить, что перевод был сделан не с оригинального текста