"Хорхе Луис Борхес. О Честертоне" - читать интересную книгу автора

*** "Человек, который слишком много знал", "Поэт и безумцы",
"Парадоксы мистера Понда" (англ.).

Вначале необходимо припомнить некоторые слишком известные факты.
Честертон был католиком; Честертон верил в "Средневековье прерафаэлитов"
("Of London, small and white, and clean" *). Честертон, подобно Уитмену,
грешил мнением, что самый факт существования настолько чудесен, что никакие
злоключения не могут избавить нас от несколько комической благодарности.
Подобные взгляды, возможно, верны, однако они вызывают лишь весьма умеренный
интерес; предполагать, будто ими исчерпывается Честертон, значит забыть, что
кредо человека - это конечный этап ряда умственных и эмоциональных процессов
и что человек есть весь этот ряд. В нашей стране католики Честертона
превозносят, вольнодумцы отвергают. Как всякого писателя, исповедующего
некое кредо, Честертона по нему судят, по нему хулят или хвалят. Его случай
схож с судьбой Киплинга, о котором всегда судят по отношению к Британской
империи.
______________
* "О Лондоне небольшом, белом и чистом" (англ).

По и Бодлер, подобно злобному Уризену Блейка, вознамерились создать мир
страха; и естественно, что их творчество изобилует всевозможными ужасами.
Честертон, как мне кажется, не потерпел бы обвинения в том, что он мастер
кошмаров, monstrorum artifex * (Плиний, XXVIII, 2), тем не менее он
неотвратимо предается чудовищным предположениям. Он спрашивает, может ли
человек иметь три глаза, а птица - три крыла; вопреки пантеистам, он говорит
об обнаруженном им в раю мертвеце, о том, что духи в ангельских хорах все
как есть на одно лицо **; он рассказывает о тюремной камере из зеркал, о
лабиринте без центра, о человеке, пожираемом металлическими автоматами, о
дереве, пожирающем птиц и вместо листьев покрытом перьями; он выдумывает
("Man Who was Thursday" ***, VI), будто на восточных окраинах земли
существует дерево, которое и больше и меньше, чем дерево, а на западном краю
стоит нечто загадочное, некая башня, сама архитектура которой злокозненна.
Близкое он определяет с помощью далекого и даже жестокого; говоря о своих
глазах, называет их, как Иезекииль (1, 22), "изумительный кристалл", а
описывая ночь, усугубляет древний ужас перед нею (Откр. 4:6) и называет ее
"чудовище, исполненное глаз". Не менее живописен рассказ "How I Found the
Superman" ****. Честертон беседует с родителями Сверхчеловека; на вопрос о
том, красив ли их сын, не выходящий из темной комнаты, они ему напоминают,
что Сверхчеловек создает свой собственный канон красоты, по которому и
следует судить о нем ("В этом смысле он прекраснее Аполлона. С нашей,
разумеется, более низменной точки зрения..."); затем они соглашаются, что
пожать ему руку нелегко ("Вы понимаете, совсем другое строение..."); затем
оказывается, что они не могут сказать, волосы у него или перья. Сквозняк его
убивает, и несколько мужчин выносят гроб, судя по форме, не с человеком.
Честертон рассказывает эту тератологическую фантазию в шутливом тоне.
______________
* Мастер чудовищ (лат.).
** Развивая мысль Агтара ("Везде мы видим только Твой лик"),
Джалаледдин Руми сочинил стихи, которые перевел Рюккерт ("Werke", IV, 222),
где говорится, что в небесах, в море и в снах есть Один-Единственный, и где