"Филипп Боносский. Долина в огне " - читать интересную книгу автора

пота. Он поднял тяжелый кулак и с силой ударил по луже, расплывшейся на
столе. - Эх! - крикнул он, не спуская глаз с Бенедикта, и заговорил на
ломаном английском, чтобы еще больше подчеркнуть свое презрение.
- Священник сказал - ты в тюрьме? Что это? Отвечай! Что говоришь на
это?
Перед отцом на столе лежал вчерашний конверт и сложенное пополам
письмо. Бумага промокла, на нее что-то разлилось. Отец мрачно, осуждающе
смотрел на мальчика, качая головой, потом медленно перевел глаза на письмо,
словно между Бенедиктом и этим письмом была какая-то связь.
В комнате воцарилось молчание; казалось, ему не будет конца. Но вот
отец заговорил. Его косматые, широкие брови зашевелились, как гусеницы.
- Поди сюда, - приказал он своим густым басом.
Бенедикт стоял в нерешительности.
- Поди сюда! - Отец поднял руку, но тут же тяжело уронил ее. - Слышишь,
я говорю: "Поди сюда"! - грозно крикнул он.
Мать сделала мальчику знак подойти. Бенедикт шагнул к столу...
Христос, пригвожденный к кресту, смотрел на него со стены
страдальческими глазами. Он был из фарфора, ноги его были пробиты гвоздями,
грудь и распростертые руки - в крови; на голове терновый венец. Ниже на
стене висел синий календарь - реклама Первого Национального банка. Заводские
платежные дни были напечатаны красными цифрами. Беспокойно тикали стенные
часы.
Отец, погруженный в невеселые думы, смотрел на сына невидящими глазами.
- Где ты был весь день? - спросил он.
Бенедикт не мог на это ответить и сжал губы.
- И ты тоже как Винс! - закричал отец. Бенедикт вспыхнул: он знал, что
отец считает Винса, его старшего брата, отъявленным бездельником и
тунеядцем. - Где ты был весь день? - повторил отец, обрушивая на стол свой
каменный кулак. Стакан, стоявший перед ним, подпрыгнул, упал набок и
медленно покатился по столу. Мать с беспокойством следила за ним и, когда
стакан докатился до нее, быстро схватила его и спрятала в складках юбки.
Мальчик опустил голову, губы его дергались.
Лицо отца побагровело, он беззвучно захохотал.
- Сюда приходила полиция, - крикнул он, вскинув голову; в его серых
глазах блеснули слезы. - Стали стучаться. Я открываю дверь, говорю: "Зачем
пришли? Я рабочий человек, я не картежник, не вор - у вас неверный адрес".
Но нет, нет! Они говорят: "Нет, мистер, мы по верному адресу, у нас
правильный адрес!" - "Опять Винс? - говорю я. - Что он еще наделал?" Но нет,
качают головой, на этот раз не Винс, на этот раз - ты! - Отец потянулся к
Бенедикту, вздернув брови, сверкая глазами. - Ты! - повторил он грозно и
поднял кулак. - Говори, что ты сделал, или я тебе голову оторву! - Он тяжело
рассек кулаком воздух. Мать подбежала к раковине, налила себе стакан воды и
выпила ее залпом, поглядывая на них через край стакана расширенными от ужаса
глазами. Ее влажные губы блестели.
- Я ничего не сделал, - сказал Бенедикт. Он смотрел на отцовские грубые
рабочие ботинки. Сам он правильно говорил по-английски, а отец так и не
научился. - Это была ошибка. Они меня отпустили, как только все выяснили.
- Ошибка? - повторил отец в мрачной задумчивости, опустив голову. - Что
за ошибка - попасть в тюрьму?
Но голос его прозвучал неуверенно, и Бенедикт поднял на него глаза.