"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

затем произнес длинную фразу, смысл которой, очевидно, заключался в приятной
благодарности, потому что понятно было единственное слово "грацие".
"Упаси меня от заграничного тщеславия", - подумал Васильев, смеясь над
своим самолюбием, с ужасом представил, какой утомительный разговор без
знания языка могли надолго завести с ним, и, заметив любопытные взгляды,
кивки, означавшие готовность к знакомству, молодящихся американских
супругов, казалось, намеренных незамедлительно подсесть вплотную, он
забормотал "грацие, грацие" и поторопился расплатиться, сделав вид, что и
бармен и американцы ошиблись.
Ему было как-то не по себе оттого, что именно сейчас, именно здесь, в
баре, появилась газета с интервью и его узнали, что не так уж часто бывает,
ибо хорошо изучил людскую ненаблюдательность - совпадения случайностей в
доказательствах обманчивой известности не льстили и не утешали его, утомляя
фальшью вынужденного внимания.
Подымаясь в номер на второй этаж, Васильев неожиданно остановился на
повороте лестницы и, стиснув зубы, подумал: "Я не прощу себе никогда, если
не увижу его! Никогда не прощу!.."
В номере красновато брезжил ночник, но, как только Васильев вошел, у
изголовья разобранной постели вспыхнул узкий луч в лимонном колпачке,
освещая на подушке лицо Марии, почудившееся утонченно-восточным, совсем
девическим, бледным под цветным мохнатым полотенцем, наподобие чалмы
обматывающим ее еще не просохшие волосы.
- Не могу уснуть, - сказала она. - И димедрол не помогает.
- Сигареты, - сказал он, бросив на стол "Сэлем", и подошел к постели,
встречаясь со взглядом Марии, вдруг испытывая к ней безудержную нежность - к
болезненной бледности, к тонкости ее лица, готовый попросить прощения
неизвестно за что, чувствуя сжигающую муку: она влекла, тянула его, эта
единственная женщина, не раскрытая им до конца в течение всей их общей
жизни, и неутоленная жажда не проходила много лет, не отпускала его.
Он наклонился и слабым нажатием губ коснулся уголка ее рта.
- Маша...
- Я очень устала, - сказала она жалобным голосом, а он, погружаясь в ее
глаза, уловил переливчатый блеск какой-то тихой боли. - Пожалей меня,
Володя, не трогай меня.
И, зажмурясь, она повернула голову к стене.


ГЛАВА ПЯТАЯ

Ночью кто-то пьяно запел на канале, потом неподалеку глухо заработал
мотор, плеснула запоздалая волна, и все затихло.
А он, лежа на спине, прислушивался к каждому звуку, к дыханию Марии,
заставляя себя не менять положения, чтобы не разбудить ее, и непрерывные
человеческие голоса проходили в сознании, точно прокручивалась магнитофонная
лента записанных прошедших суток. И гусеницами выползали из тьмы буквы
огромной газеты, навязчиво складывающиеся в незнакомые слова, что некой
пирамидой должно было обозначать опасность и предупреждение, но какое
предупреждение, какая опасность, нельзя было выяснить, прочесть - и это
томило его, обливало жарким потом: "Илья! Илья! Он жив?.."
И, уже в состоянии полуяви, он хотел вообразить, как наступившим утром