"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

снежной белизны моторная лодка и ветровое стекло сияло на солнце брызжущим
веером. - Так что - решили по-английски?
- Мне стакан горячего молока, - сказал Васильев, ему не хотелось
есть. - И достаточно.
- Отлично. Херр обер! - Илья сделал неуловимое движение к метрдотелю, и
это был жест человека, привыкшего к ресторанам, а метрдотель, тщательно
поправлявший занавеску на слепящем окне, шагах в пяти от столика, мгновенно
подошел, излучая удовольствие румяными щеками в связи с хорошим настроением
гостей, прекрасным утром, положил перед каждым меню, большие, золоченые, как
дарственные папки почтенному юбиляру.
Не проявив ни малейшего интереса к меню, Илья вскользь сказал
метрдотелю несколько слов по-немецки, и тот, щелкнув каблуками,
таинственно-намекающим тоном проговорил: "Jawohl, ein Moment"*, - и деловито
удалился на коротких упругих ножках бывшего военного человека.
______________
* Так точно, сейчас (нем.).

- Он, конечно, принял тебя за немца, - сказала Мария и полистала ради
любопытства меню, прочитала вслух по-французски названия блюд. - Ого, боже
милостивый, утренние мясные блюда обрадовали бы Ламе Гудзака! - Она закрыла
золоченую папку и взяла сигарету, прислоненную к краю пепельницы. - Илья,
ответь мне на один вопрос, - проговорила она со вздохом, - кому в этом
западном мире удобнее жить - американцу, немцу, итальянцу или, наконец,
русскому? Ты это замечал?
Илья сказал жестко:
- Никому! Надежды давно умерли, как и боги. Семидесятые годы -
критические, восьмидесятые будут роковыми. Поэтому - либо, либо...
- Что "либо"?
- Либо все удовольствия цивилизации, превращение земли в мусорную
свалку и самоуничтожение к концу века, либо здравый смысл плюс новый Иисус
Христос...
- Ты веришь, Илья, в здравый смысл? - спросил Васильев, думая о
жестокости его утверждения, соглашаясь с ним и не соглашаясь. - Мне кажется,
что в последние годы люди потеряли веру в самих себя. И это всех
разъединило.
- Разъединила жадность, кровь и тупоголовость политиков, - проговорил
Илья, поигрывая зажигалкой. - Я давно расстался бы со своей поношенной
оболочкой, только... Только одно держит еще на земле - праздное любопытство:
а что дальше будет? Стоило, к примеру, мучиться жизнью, чтобы вас увидеть...
И он повел ласково усмехнувшимися глазами по задумчивому лицу Марии, а
она не ответила ему, закинув ногу за ногу, чуть морща переносицу, рассеянно
следила за разворотами отдаленно потрескивающих белых моторок на сплошь уже
залитом солнцем канале, и тогда в сознании Васильева туманно проскользнуло:
"Не может быть, чтобы у нее что-то осталось к Илье от того, школьного, от
той осени сорок первого года... Что такое? Неужто я ревную?"
- Еще просьба, Владимир, - сказал будто между прочим Илья, взглядывая в
окно, куда смотрела Мария. - Я решил купить у тебя картину с выставки. Она
называется "Псковское утро". Если ты не против, то я...
- Не могу тебе ответить положительно, - не дал ему договорить
Васильев. - Мне лучше подарить тебе, чем продать. Я подумаю.