"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

"Как я хотел много лет назад встречи с ним, - думал Васильев час
спустя, когда они расстались с Ильей. - Мы были совершенно разные в чем-то,
я во многом чувствовал его превосходство, но был ли потом у меня лучший
друг, чем он? Невыносимо то, что мы понимаем противоестественность... с
которой ничего нельзя поделать!.."
На площади Святого Марка пахло дымным холодком осени, площадь,
овлажненная недавним туманом, светло отблескивала на солнце, и здесь веселой
метелью, оглушительно треща крыльями, взвихривались огромные стаи голубей,
низко носились над зелеными крышами Дворца дожей, над набережными и, вновь
обдавая настигающим шумом, садились на площадь, на головы и плечи трех
старух американок, с возбужденным смехом рассыпавших крошки хлеба вокруг
себя. Уже не работали летние кафе, тенты и цветные зонтики по-осеннему
свернуты, стулья и столики везде сдвинуты, а пахнущий морем ветер с Большого
канала, мерцающего густо-синей тяжелой водой, шевелил, гнал у пристаней
обрывки газет, смятые сигаретные пачки, пустые целлофановые пакетики,
закручивал весь этот туристский мусор в шуршащие карусели возле витрин
опустевших до весны магазинчиков.
- Маша, давай постоим здесь, - сказал наконец Васильев, молчавший от
самого отеля после разговора с Ильей. - Ты знаешь, где мы сейчас
находимся?.. - добавил он, пытаясь вернуть ощущение душевной ясности в этом
необычном городе, который вдруг потускнел, темно заслонился тревожным,
незаконченным, и свежее октябрьское утро, дуновение по набережной сыроватого
воздуха, зеркальные вспышки ветровых стекол на бороздящих канал катерах
воспринимались им как нетвердая временная реальность.
- Бывает, Маша, площадь Святого Марка в бурные весны затапливается
водой, и каменные плиты храма... - проговорил Васильев и запнулся, заметив
тоненькую морщинку досады между бровей Марии.
- Не надо туристских пояснений. Давай немного помолчим. Я пойму, -
сказала она, наблюдая умиленных старух американок, все кормивших
раскрошенным хлебом голубей на площади. - Не знаю, рассказал ли он тебе, что
его спасло, - заговорила Мария минуту погодя, мельком оглядывая канал,
пристань, свободные гондолы, качающиеся у высоких столбов, и нежную яркость
неба над вырастающими из воды дворцами. - Получилось так, что в сорок
четвертом году пленных привезли из лагеря на расчистку какого-то немецкого
городка после американской бомбежки. Там Илья работал на завалах
разрушенного завода и однажды каким-то невероятным образом познакомился с
одной немкой. Некой Мартой Зайглер. Она была не очень молодой, представь -
немного горбунья, но... с глазами Гретхен, несомненно... - Мария с
насмешливым безразличием пожала плечами. - Как ты понимаешь, все это похоже
на Илью. Он заговорил с ней по-немецки, а она попросила коменданта лагеря
присылать его к себе на работу. В сорок пятом, после освобождения, он
остался у нее. Забавная история, не правда ли? И, как я поняла, он любил
богатую немецкую горбунью... несомненно, с глазами Гретхен. - Она опять
пожала плечами, покусала губы. - Десять лет назад его жена умерла и оставила
ему, как он сказал, маленький, но хороший заводик швейных иголок, который он
недавно продал и приобрел какие-то акции. Ну, чем мы будем сейчас заниматься
в очаровательной Венеции?
- Ничего не могу с собой сделать. Илья не выходит у меня из головы, -
сказал Васильев. - Пойдем по набережной, Маша. Я тебе покажу мансарду, где я
жил два года назад, - добавил он, и вновь ему захотелось и не удалось