"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

хрупкий талантик? Жить в муках и бессилии? Что делать и думать травинке
около куста шиповника?
- Расти рядом. Ты об этом хотел со мной поговорить? - сердито спросил
Васильев и, чтобы подавить раздражение, притворно зевнул, закуривая. - Не
думаешь ли ты, что дискуссия бессмысленна? Лучше скажи: кого встречал или
кого провожал? Садись вот сюда в кресло. Оно хорошо тем, что девятнадцатого
века. Шик прошлого.
Однако Колицын не сел в кресло, бархатное, потертое, продавленное,
поэтому заманчиво втягивающее в свое буржуазное лоно мягкой глубиной. Он
обеими руками откинул назад густую серебристую гриву, спадавшую на воротник,
и, не отнимая гибких, почти женских рук от висков, с тоской впился
замутненными глазами в одну из повернутых к стене картин.
- Работал сегодня с утра, устал, вымотался, как дьявол, - заговорил
Колицын подавленно. - И ничего не поймал: белый снег, белые деревья, белые
дома и синее февральское небо, уже с ощущением весны. Белое и синее. И
какая-то фиолетовость. Не нашел, не поймал, не схватил! Измучился. Но не
схватил февральскую прозрачность и белизну инея на солнце. А было
вдохновение - полет творческой свободы!..
- Да ты не так громко, - уже откровенно зевнул Васильев. - Куда полет?
Ходи по земле - так удобней. А то взлетишь, темечком в потолок мастерской
врежешься. А ремонт нонеча дорог.
- Хочу серьезно спросить тебя, уважаемый метр, - проговорил Колицын,
зло дергая головой. - У тебя бывают минуты полного бессилия? Когда ничего
нет. Бывают минуты, когда ты чувствуешь, что бессилен передать себя... в
цвете... на холст? Или ты счастливец, у тебя нет такого? Да, у тебя! Легко
жить с верой в свою гениальность.
Васильев поморщился, махнул сигаретой.
- Я никогда ни секунды не сомневался в том, что гениален. Тем более что
бывали минуты, когда была полная уверенность, что я не осел в искусстве, а
всем ослам осел, вернее, не добротный осел, а тень осла. Что тебе еще
ответить, Олег, в первом часу ночи? Могу еще добавить, что в живописи
невозможно выразить, что делает чувство, когда дремлет разум. Как поступает
чувство в таком случае - предмет литературы.
- Намек в мой адрес, Володя?
- В свой, твой и всей живописи. В живописи - две трети бессилие.
- Помолчи, помолчи, Васильев! Я вспомнил сегодня один твой пейзаж, -
встрепенулся Колицын, по привычке все откидывая обеими руками назад волосы,
и заходил около стены, где стояли повернутые картины. - Твой пейзаж,
весенний - поля, фиолетовый снег в овраге, солнце в лужах на дороге... Где
он у тебя? Он был здесь, вот здесь. Разреши посмотреть? Я вспомнил его
сегодня, и я хотел увидеть... Ты считаешь его удачей? Как ты к нему сам
относишься? Как ты?..
И, казалось, не выбирая в ряду картин, он перевернул одну из них в
самом углу - весенний пейзаж, написанный Васильевым прошлым годом, - и
попятился, отошел на несколько шагов, как-то пьяно начал покачиваться с
каблуков на носки, вымученно улыбаясь, а его гибкие женские пальцы сбежались
и сплелись за спиной в тесный замочек.
- В общем-то неудача, а какой простенький мотив, - сказал с досадой
Васильев. - Непойманное мгновение, мое бессилие, перед светом, если
хочешь...