"Юрий Васильевич Бондарев. Выбор" - читать интересную книгу автора

Неизвестно почему управдом самолично подымался на второй этаж к Рамзиным,
принося в постоянно беременном портфеле грозное письменное уведомление о
квартплате, закрепленное собственноручной подписью. Но раз (уже учились в
девятом классе) Илья встретил бдительного Козина на лестнице, преградил ему
дорогу и, прищурясь, поднес к его яблочно-крепкому носу натренированный
боксом кулак, предупредил с внушительной неохотой: "Если еще увижу, что
пристаете к матери, так без свидетелей разукрашу будку фонарями - в зеркале
себя не узнаете!" Козин в онемении отпрянул мгновенно овлажнившимся лицом,
кеглей скатился по лестнице, оглянулся снизу озлобленными глазами, но с того
дня навещать Рамзиных перестал.
- Поживем - увидим, - повторил Илья и, толкнув под столом ногу
Владимира, спросил Раису Михайловну: - Во дворе кто-нибудь остался? Или все
смылись в эвакуацию? Борька Окунев здесь? Он, знаешь, мать, на окопах
заболел, не то понос, не то запор, его в Москву отправили еще месяц назад.
Слаба кишка оказалась. Да он и всегда сморчком был.
- Как ты о нем, Ильюша, говоришь! - сказала укоризненно Раиса
Михайловна. - Боря вежливый, воспитанный мальчик. Окуневы эвакуировались в
Ташкент... Они уехали в начале октября, когда участились воздушные налеты.
Ведь с начала октября почти каждую ночь объявляют тревогу. Только сегодня, к
счастью, спокойно.
- Мать, не пугай, мы и так с Володькой из-за мешка углом напуганы, хотя
и бомбежки видели и знаем, що цэ такэ! - Илья захохотал, взял бутылку со
стола, повертел ею перед огнем керосиновой лампы, будто любуясь цветом
стекла. - А Маша Сергеева где? Тоже наверняка в Ташкенте? Или загорает
где-нибудь на Уралах?
Он спросил это небрежно и мимоходом, не придавая серьезного значения
вопросу, но Владимир почувствовал, как сразу стало жарко лицу, потому что
все, что связывалось в школе с Машей, с ее ошеломлявшими многих поступками,
было настолько подчас необъяснимым, пленительным, таинственным, что вызывало
у него мучительное головокружение при одном звуке ее имени, при виде ее
прямой спины и коротко подстриженных волос.
- Нет, она здесь, - ответила Раиса Михайловна. - Я встретила Машу
вчера. У нее заболела мать, и они не уехали с театром, остались в Москве.
Когда Раиса Михайловна сказала "нет, она здесь", Илья протяжно зевнул
во весь рот и встал, громко отодвинув стул, подошел к изразцовой голландке,
с притворным молодецким кряканьем придавил руки к плитам печи.
- Мать, да у тебя тепла еле-еле. Дрова-то есть в сарае? Чем топишь?
- Всяким бумажным хламом, Ильюша, - отозвалась Раиса Михайловна. -
Знаешь, получилась какая-то фантастическая нелепость. Просто совсем
по-гоголевски. Кто-то украл у нас березовые дрова, просто до последней
щепочки. Неделю назад пошла вечером в сарай, чтобы на ночь печь истопить,
и... что же? Вообрази мое удивление и досаду. Замок в исправности, висит на
дверях, а дров нет. Смешно и дико, понять не могу!
- Болванизм крепчал! - фыркнул Илья и присел на корточки против дверцы
голландки. - Кому еще понадобилось дрова лямзить, хотел бы я знать!
- Вы бы наши дрова взяли, Раиса Михайловна, - сказал Владимир. - Вот и
все.
- Сарай пуст, Володя, - возразила Раиса Михайловна. - Ни наших, ни
ваших дров. Просто комедия: странные воры - только колун один оставили.
Подождите, мальчики, я сейчас растоплю. Газет старых уйма, и старые журналы.