"И.Я.Болгарин, Г.Л.Северский. Адъютант его превосходительства" - читать интересную книгу автора

ли для успокою. С печатью. Пригляделись, а на печати - дуля.
- "Всех обобрали"... У злыдня что возьмешь? - тихо сказал сидящий в
уголочке на мешках маленький горбатый мужичок. Он оценивающе стрельнул
по сторонам живыми цыганскими глазками и, убедившись, что публика вокруг
него такая же мешочная да чемоданная, добавил: - За красных они.
- Може, за красных, може, и за белых, - дипломатично сказал мужик с
верхней полки и с равнодушным видом почесал бороду. - Моему соседу Степ-
ке теперь все равно, за кого они были. Коня забрали и полруки шашкой
отхватили, чтоб, значит, за коня не цеплялся. Так что ему теперь все од-
но, кто это были, белые или красные. У него-то руки нету - все!..
За тонкой перегородкой, в соседнем купе на нижней полке, лежала еще
довольно молодая женщина. Она была покрыта шубкой, а ноги - пледом. Ее
бил озноб. Открыв затуманенные жаром глаза, она прошептала пересохшими,
белыми губами:
- Пить...
Узкоплечий мальчик в гимназической форме, который тоже прислушивался
к разговору мужиков, встрепенулся, поднес к губам матери бутылку:
- Пей, мама!
Женщина стала пить маленькими глотками, слегка приподняв голову, и
тут же бессильно уронила ее на грудь.
- Что белые, что красные - все одно, - доносился из-за перегородки
задумчивый голос дядьки с верхней полки. Видно, такой он человек: не
выскажется до конца - не уймется. - Мужик на мужика петлю надевает.
Про-опала Россия!
- Ты слышишь, мама... - прошептал мальчик, недружелюбно прислушиваясь
к разговорившимся мужикам.
- Что? - тихо, отрешенно спросила женщина.
- Они белых ругают! - тихо возмутился мальчик.
- Они заблуждаются, Юра... Сейчас многие заблуждаются... - Несколько
мгновений она молчала, откинув голову назад и закрыв глаза. Отдыхала или
собиралась с мыслями. Затем снова прошептала: - Красные, Юра... красные
- это... разбойники. Россию в крови потопить хотят. А белые против...
против них... все равно как Георгий Победоносец... в белых одеждах... -
Язык у нее стал заплетаться, потрескавшиеся от внутреннего жара губы еще
плотнее сомкнулись, но ей, видно, хотелось объяснить сыну смысл происхо-
дящего. Она собралась с силами н, превозмогая слабость и головокружение,
продолжила почти восторженно: - Да, в белых одеждах... И совесть белос-
нежная, чистая. Поэтому белые... - И в самое ухо, словно дыша словами,
совсем неслышно закончила: - Ты, Юра, должен гордиться, что твой отец в
белой армии... Ты слышишь? Ты должен гордиться...
Мальчик слушал слова матери, и сердце его переполняла гордость за от-
ца, потому что отец у него был красивый и добрый, а значит, и дело его
должно быть красивым и добрым.
Юра заботливо поправил в ногах матери плед и ответил:
- Да, мама. Слышу.
Вдали пронзительно загудел паровоз. Мать Юры открыла глаза, темные от
боли или оттого, что в вагоне было темно, и беспокойно спросила:
- Уже Киев?
- Нет, мама. Киев еще далеко.
Женщина бессильно откинулась назад, пряди волос открыли ее высокий,