"Владимир Богомолов "Пишется тяжело..." (Из архива писателя) " - читать интересную книгу автора

Я ответил Б. Полевому обстоятельным письмом.
Глубокоуважаемый Борис Николаевич!
Я не стал к Вам заходить прежде всего потому, что хорошего
конструктивного разговора у нас получиться не могло, а плохой не
нужен был ни Вам, ни мне.
Я не собирался оставить Ваше письмо без ответа, однако две недели
болел и второй месяц поглощен неотложными житейскими заботами
(главная - поступление в институт сына, которому из-за романа
последний год совсем не уделял внимания). Только поэтому, а не по
какому-то умыслу, отвечаю Вам с немалой задержкой теперь уже на
оба Ваши письма одновременно.
Моя телеграмма не должна была Вас, Борис Николаевич, удивить: еще
в апреле (числа 22-го - 23-го), а также 29-го и в начале мая
месяца я трижды предупреждал М. Л. Озерову (29-го апреля в
присутствии А. Д. Дементьева), что если редакция вчинит так
называемые "запредельные", т.е. вкусовые перестраховочные
поправки, я буду вынужден отказаться от журнальной публикации.
Неужели Вам это не передали? Все три раза моя позиция была
выражена четко и принципиально и не оставляла повода для
кривотолков или удивления.
А вот многие аспекты и утверждения Вашего первого большого письма
меня, Борис Николаевич, не могли не удивить. Вы пишете о законе,
о договоре, о беспрецедентности моего решения, ничуть не замечая
беспрецедентности и, извините меня, недостойности многих действий
и поведения редакции.
Ну неужели же "прецедентно" и достойно то, что за четыре месяца
после прочтения главным редактором рукописи журнал, имея, как
камень за пазухой, поправки и собирая целое досье замечаний, не
предъявил автору ни одной с "точным мотивированным указанием
существа необходимых исправлений", как это предусмотрено не
только договором, но элементарными этическими нормами?
Неужели "прецедентно", руководствуясь сугубо эгоистическими
соображениями редакции, месяцами вести с автором двойную игру с
целью загнать автора в угол, поставить его в безвыходное
положение и на стадии верстки, а может быть и сверки, предъявить
ему целое досье с поправками по сложному пятисотстраничному
роману в надежде, что в этой ситуации автор - "в кармане" у
редакции, никуда ему не деться и он будет вынужден на все
согласиться?
Неужели "прецедентно", что сотрудники редакции своими действиями
и разговорами допускали компрометацию романа, произведения сугубо
патриотического? (Факт такой компрометации, о котором мне
сообщили 3 июня утром, и явился причиной отправки Вам
телеграммы.)
О направлении рукописи в Пресс-бюро КГБ мне, безусловно, было
известно. С марта 1971 года и до мая сего года М. Л. Озерова
неоднократно говорила мне: "Будет виза КГБ - и всё! Больше нам
ничего не нужно!" Ни о какой другой инстанции не было сказано ни
единого слова. И вот в июне в своем письме Вы признаете (я это
предвидел значительно раньше, еще в феврале м-це), что роман без