"Владимир Осипович Богомолов. Зося " - читать интересную книгу автора

сторону хаты танцевали под задорные звуки гармони, то и дело слышался смех,
веселые восклицания, и, как мне казалось, я даже различал среди других
звонкий и радостный голос Зоей.
Ей и без меня было хорошо!.. До боли, до муки ужасало сознание, что она
даже не думает, не вспоминает обо мне, что через несколько недель мы
двинемся дальше, а она останется со своей жизнью, созданная, несомненно, для
кого-то другого; я же - буду ли убит или уцелею - в любом случае навсегда
исчезну из ее памяти, как и десятки других посторонних, безразличных ей
людей...
Я думал о несправедливости, о жестокости судьбы, и чем дальше, тем
более обида и жалость к самому себе охватывали меня...
* * *
Я проснулся после полуночи от громкого разговора. В свете луны около
машины стояли Витька и Семенов, причем Витька, к моему удивлению, был пьян.
- Товарищ старший лейтенант, я одеяло из хаты принесу, - неуверенно
говорил Семенов, поддерживая его под руку. - И подушку...
- Отставить!.. Телячьи нежности, а также... Ты, Семенов, совсем
разболтался... Азбучных истин не понимаете! - рассерженно бормотал Витька, с
помощью ординарца забираясь в кузов. - Безделье разлагает армию... И никаких
пьянок, и никаких женщин!..
* * *
А на другой день, когда начало смеркаться, мы покидали Новы Двур.
Вечером перед самым ужином был получен совершенно неожиданный приказ: к
утру быть восточнее Бреста, в районе станции Кобрин, где уже, оказывается,
выгружалось маршевое пополнение и техника для нашей бригады.
Почти одновременно с приказом к нам на штабном бронетранспортере заехал
комбриг.
- Дней пять на ознакомление, на выработку слаженности и взаимодействия
и - в бой! - приподнятым молодцеватым голосом объявил он. - Нас ждут на
Висле! - обнимая за плечи меня и Витьку рукой и протезом, сообщил он с
гордостью и так значительно, будто без нашего небольшого соединения ни
форсировать Вислу, ни вообще продолжать войну было невозможно. -
Хорошенького, ребята, понемножку. Отдохнули - надо и честь знать...
Все было правильно. Наступление продолжалось, фронту требовались
подкрепления, где-то там, наверху, очевидно, в Ставке, перерешили, и потому
полтора-два месяца предполагаемого отдыха обернулись для нас всего лишь
тремя днями. Все было правильно, но получилось как-то очень уж неожиданно, я
даже письма матери не успел написать. Да и какой по существу это был отдых -
я трудился, почти не разгибаясь, с рассвета и дотемна.
Мы собрались за какие-нибудь полчаса.
Витька, развернув на коленях карту, сидел в головном «додже»
рядом с водителем, угрюмый и молчаливый. Весь день он ходил сумрачный и
мычал самые воинственные мелодии, а более всего: «В атаку стальными
рядами мы поступью твердой идем...» Поутру он несколько часов занимался
с бойцами строевой подготовкой, был до придирчивости требователен и грозен.
От Карева в обед я узнал, что прошлым вечером, когда после танцев
Витька попытался «по-настоящему» обнять Зосю, она взвилась как
ужаленная и в одно мгновение разбила о его голову гитару - прекрасную
концертную гитару собственноручной работы знаменитого венского мастера
Аеопольда Шенка.