"Евгений Федорович Богданов. Когда отцветают травы (Рассказы)" - читать интересную книгу автора

- Ерунда! Всего лишь маленькая капля крови... Красиво? Если я
буду жива, то с этими серьгами никогда не расстанусь. Они мне будут
напоминать о тебе.
Она всё гляделась в зеркало. Глаза ее радостно поблескивали,
пышные волосы выбивались из-под ушанки, и мне казалось, что красивее
Ольги нет никого на свете.
- Хорошее занятие! Привычка, унаследованная от дикарей! -
услышали мы, и оба вздрогнули.
Мы не заметили, как в блиндаж вошел Коломийцев. Голос его был
насмешлив и сух. Я смутился и сел к рации. Ольга стояла на месте, а
рубин вызывающе ярко горел, освещенный лучиком света в блиндажном
полумраке.
- На дежурстве, товарищ сержант, не следует разводить сантименты!
- сказал капитан. - Я бы мог вас наказать, но, думаю, и так поймёте.
Садитесь.
Я покраснел до ушей. Ольга покусывала губы. Коломийцев скользнул
по ней взглядом, полистал журнал дежурств, осмотрел землянку, как бы
проверяя, все ли в порядке, и молча вышел. Высокий и угловатый, он
низко наклонил голову, протискиваясь в маленькую дверь.
Когда он ушел, Ольга отцепила сережку и спрятала ее в коробку.
- Спасибо за подарок, Дима, - сказала она спокойно.
И от того, что она назвала меня по имени, на душе стало тепло.

А потом началось наступление. Радиостанцию мы установили на
машину и под грохот снарядов и мин, под вой авиабомб пошли опять по
дорогам войны. Километр за километром батальоны продвигались вперед, и
вместе с ними пробиралась по разбитым просёлкам и наша неуклюжая
полуторка с зелёным фургоном.
На пятый или на шестой день прорыва наша пехота наткнулась на
глубинную, сильно укрепленную линию обороны немцев и залегла, ожидая
подкреплений. Мы отрыли для рации окоп, наскоро соорудили блиндаж.
День или два стояли на месте. И тогда разрывом снаряда, угодившего в
расположение роты, убило старшину Горяева и тяжело ранило Коломийцева.
Когда санитары понесли капитана в медсанбат, Ольга положила ему
на носилки фляжку с горячим чаем и долго шла следом. Вернулась она
подавленная, с заплаканными глазами.
Вечером я сидел на дежурстве, и на душе у меня было скверно.
Ощущение, что нашу роту разбили и я остался один в темном морозном
лесу, не покидало меня. Я вертел верньер приёмника. Назойливо трещали
на разные голоса морзянки. Потом неожиданно громко зазвучал голос
вражеского радиста. Он давал настройку, повторяя равнодушным голосом:
"айн, цвай, драй, фир..." Опять морзянка и опять "айн, цвай, драй..."
Я выключил приёмник. Горела лампочка от аккумулятора. На столике
тикал будильник. Странно, когда на войне, среди грохота взрывчатки,
тикает будильник...
В машине было холодно, но я боялся топить печурку: искры могут
выдать нас противнику.
Пришла Ольга. Она молча села, глубоко сунув озябшие руки в
карманы шинели.
Снаружи в дверь постучали. Часовой из комендантской роты попросил