"Евгений Богданов. Берег розовой чайки (Роман в трех книгах, цикл: Поморы: кн.2)" - читать интересную книгу автора

Сняли промокших, испуганных малолеток-девчонок с ненадежного помоста...
И снова отец, как живой, в памяти Феклы. Вот он привел ее на покос,
поставил рядом, дал в руки тяжелую горбушу. "Коси, Феклуша, привыкай!"
Машет Феклуша косой по траве, скользит она поверху, только кончики у трав
стрижет. Хочет девочка под корень траву срезать, да сил мало. Отец
смеется: "Ну-ну, не горюй! Подрастешь маленько - наловчишься".
- О чем задумалась, Фекла Осиповна? - спросил Панькин, и Фекла отвела
взгляд от окна, от весенних половодных далей. Оставила в этих далях свои
воспоминания.
- Да так...
- Значит, договорились: пойдешь на тоню. В звено Семена Дерябина, на
Чебурай.
- На Чебурай так на Чебурай. Согласна. Спасибо, Тихон Сафоныч. А когда
выходить?
- Через недельку. Пойдет дора, увезет всех тоньских рыбаков. Готовься.
- Ладно. Буду готова. До свидания.
Фекла поднялась со стула, повернулась к двери легко, проворно, как бывало
и раньше, и вышла.
Панькин смотрел ей вслед с загадочной улыбкой. Если бы Фекла видела это,
догадалась бы, что председатель что-то затеял и на тоню Чебурай послал ее
не случайно. В колхозе было десять семужьих тоней, а он выбрал именно
Чебурай.
3
Снова Унда провожала своих рыбаков в море.
Под обрывом берега, у причала, стояли карбаса. В один из них команда
Дорофея сложила свои вещи. Перед тем как отчалить, рыбаки поднялись на
угор попрощаться с родителями, женами да детьми. Толпа народа стояла возле
длинного тесового артельного склада. Широкий ветер с губы трепал женские
платки и подолы цветастых сарафанов и юбок. Свежесть ясного солнечного
утра бодрила, однако на лицах у всех была легкая грустинка.
Парасковья держала на руках внука. На нем - шапочка из мягкой овечьей
шерсти, теплая куртка, на ногах - коричневые, туго зашнурованные ботинки.
Ребенок тянул руки к отцу:
- Батя-я-я! В море хоцу-у-у! Возьми-и-и!
Родион обнял Августу, поцеловал ее в теплые влажные губы, подошел к
матери, взял Елесю на руки, прижал к себе.
- Рано тебе в море. Подрасти маленько!
Елеся недовольно шмыгнул носом, но плакать повременил, видно, стеснялся
многолюдья. Парасковья, как всегда, считала, что без ее советов сыну никак
не обойтись:
- Осторожен будь, Родион. Береги себя... Особенно в шторм, чтобы, не дай
бог, с палубы не смыло. Суденышко-то маленькое, никудышное...
- Напрасно, маманя, так говоришь. Бот у нас крепкий, надежный. Со мной
ничего не может случиться. - Родион передал сына жене, обнял мать. Она
украдкой быстро-быстро перекрестила его. - Ты здоровье береги, тяжестей не
поднимай, - наказал он в свою очередь матери.
Помахал рукой еще раз, уже с причала, сел в карбас. Григорий Хват,
попрощавшись с дочерью Соней, которая спустилась на причал, чтобы передать
ему узелок с домашними пирогами-"подорожниками", забрякал носовой цепью.
Большой, взматеревший за последние годы, словно шатун медведь, Хват с