"Евгений Богданов. Поморы (Роман в трех книгах, кн.1)" - читать интересную книгу автора

тюленьи лежбища из бочки, укрепленной на верхней рее фок-мачты зверобойной
шхуны. С той поры, видно, он и щурил глаза, и взгляд их был остер и
пристален.
В гражданскую, на фронте, Тихон вступил в партию большевиков и теперь
возглавлял в Унде партийную ячейку, которая состояла из трех человек.
Отношение односельчан к Тихону было разное: богачи откровенно косились на
него, большинство же рыбаков видело в нем человека, тертого жизнью, и
уважало его за бескорыстие.
Поздоровались, пошли рядом. Панькин первый затеял разговор:
- Ну как, Дорофей, думал насчет кооператива?
- Думал, - скупо отозвался кормщик.
- И что надумал?
- А и не знаю что. Погляжу, как народ. А ты?
- Тоже думал. Даже бессонница ко мне привязалась.
- Во как!
- Не мужицкое дело - бессонница, но пришлось покряхтеть, поворочаться с
боку на бок. И думал я больше не о себе. Мое дело - решенное. О рыбаках
думал. Худо они теперь живут. Больше половины села бедствует. Может, в
кооперативе-то и есть спасение наше?
Панькин помолчал, испытующе поглядел на Дорофея.
- А тебе жаль с Вавилой расставаться? Скажи правду.
- Ну, жаль не жаль, а привык. Привычка много значит. Я ведь не против
новой жизни, но, по правде сказать, ежели уйду от Вавилы, вроде как изменю
ему. Разве не так?
Панькин поправил козырек мичманки;
- Понимаю тебя. Все, брат, понимаю. Но скажи честно: много ты нажил
капиталов, плавая с ним? Набил добром сундуки? Завел парусник? Есть ли на
чердаке у тебя хоть пара добрых рюж?1
- Сундуки!.. - отозвался Дорофей. - Есть один сундук. А в нем женкино
приданое, старые сарафаны да исподние рубахи. Чердак пуст, шхуны не имею.
Карбас на берегу и тот травой пророс в пазах. Старье...
- Ну вот! - оживился Панькин. - Стало быть, ты целиком зависим от Ряхина.
А ну как не возьмет он тебя плавать? Тогда что? Зубы на полку?
Дорофей улыбнулся в ответ, пройдясь рукой по усам:
- А ты, Тихон, свою партейную линию гнешь! Силен.
Тихон тоже улыбнулся, но промолчал.

Давно не было в Унде таких больших, представительных собраний. Небольшое
помещение Совета битком набито людьми. За столом с кумачовой скатертью -
уполномоченный Архсоюза Григорьев, Тихон Панькин да предсельсовета. От
рыбаков в президиум избрали Дорофея и дедку Иеронима.
Григорьев - худощавый мужчина со строгим лицом с черными пороховыми
отметинами, уже знаком рыбакам, ходившим в Архангельск на шхуне. Это он
принимал у Ряхина остатки товара для кожевенного завода. Вавила, увидев
его, поспешил незаметно убраться с переднего ряда на задний.
Дорофей немало удивился тому, что его посадили за "красный стол". Он
догадывался, что тут не обошлось без рекомендации Панькина. Кормщик
чувствовал себя неловко под любопытными и чуть насмешливыми взглядами
односельчан.
Дедко Иероним, чисто выбритый и от того помолодевший, расстегнул воротник