"Евгений Богданов. Поморы (Роман в трех книгах, кн.1)" - читать интересную книгу автора

видно, надо все же его чинить. Новый шить не из чего, да и некогда: косы
приготовлены, стоят в сенях, отточенные по всем правилам - скоро им
звенеть на лугах. А без карбаса сенокос немыслим: сено надо плавить домой
по воде из далеких глухих урочищ.
Прежде семья пользовалась в сенокос лодками Вавилы...
А Вавила - вот он. Подошел неслышно: берег в этом месте мягок, торфянист.
- Каковы дела, Дорофей? - спросил не очень ласково. - Какая дума тебя
согнула эдак-то? Раньше, бывало, глядел орлом!
Прислонился к промытому дождями днищу киндяковской развалины, метнул на
кормщика пытливый взгляд. В бороде прячется усмешка.
Дорофей посмотрел сурово, не заискивая:
- Карбас собираюсь чинить к покосу.
- Пришел бы ко мне - дал бы. И латать не надо экое корыто! Дрова из него
будут смолевые, жаркие! Только не придешь ведь. Гордость обуяла, к
товарищам ноне причалил. Старых друзей побоку. Так или не так?
- Я друзьями не кидаюсь. Только ты, Вавила Дмитрич, другом не был мне.
- А кем же был?
- Ты - хозяин. Я - работник. Вот и все.
Вавила долго стоял молча, потом заговорил с обидой в голосе:
- Вот меня нынче зовут кулаком, эксплуататором. Будто я кому-то жить
мешаю. Несправедливо это. Какой же я эксплуататор? С одной-то шхуной!
Ежели бы флот имел. Ежели бы у меня тысячи рыбаков были! Хозяин... это ты
верно сказал. Я - настоящий хозяин и этим горжусь. Вот ты подумай, с чего
я начал жить? Ведь ничего у меня не было. Когда стукнуло двадцать годков,
сшил первый карбас. Покойный Новик мне помог, царствие ему небесное.
Добрый был мастер. Ну, сшил я карбас, связал поплавь на семгу, стал ловить
с покойной матерью. Повезло в тот год. Семужки попало порядочно. Продал
мезенскому купцу Плужникову. Появилась деньга. Завел два ставных невода.
Шестерых мужиков подрядил семгу ловить, платил им по совести, а остальное
- в кубышку. Понимаешь, в том-то и есть достоинство хозяина, чтобы
бережливым быть, деньги копить, дело расширять. Рублик к рублику! Не как
иные: появилась копейка - пропьют, прокутят с бабами... Да ежели знаешь, я
и в пище был экономен, одну обувку-одежку по два года с плеч не снимал...
Заплата на заплате! Ведь помнишь это?
Дорофей молчал, отдирая засохшую корочку старой смолы от борта карбаса. Но
смола не поддавалась усилию, прикипела к дереву, казалось, навсегда.
- Ну вот, - не дождавшись ответа, продолжал Вавила, - на свои сбережения я
приобрел зверобойные лодки-шестерники, две винтовки, подрядил мужиков
пойти бить тюленя. А тем временем салотопню стал строить. Опять же своими
руками. Во какие бугры были от топора на ладонях! А в мечтах была шхуна.
Уж так мне хотелось свое судно иметь, в море ходить! И добился своего. А
чем? Бережением да расчетом. Без этого, брат, никуда. Вот те и кулак, вот
те и эксплуататор! А в голодное время кто давал мужикам провиант? Да ты и
сам не раз приходил ко мне. У тебя нет, а у меня есть. Потому что я
хозяин. А у тебя характер другой. Ты душой предан морю, а хозяйствовать
по-настоящему тебе не дано. Вот и раскинь мозгами: эксплуататор ли я?
- Все вроде так, Вавила Дмитрич, - покачал головой Дорофей. - Об одном ты
только забыл сказать.
- Это о чем же? - насторожился Ряхин.
- О том, что две трети заработка рыбаков ты присваивал себе, а им отдавал