"Карен Бликсен. Прощай, Африка!" - читать интересную книгу автора

смешное, и я позвала Фараха, чтобы узнать, в чем дело. Фарах не очень охотно
объяснил, что виной всему был он сам - позабыл купить для них нюхательный
табак, и старухи проделали длинный путь зря - или, на их наречии, "боори"
- задаром. Все старухи племени кикуйю еще долго со смехом вспоминали этот
случай. Иногда, проходя по тропке между посадками кукурузы, я встречала
какую-нибудь из этих старух, и она всегда останавливалась передо мной,
тыкала в меня корявым, костлявым пальцем, ее черное морщинистое лицо
плавилось складками, все морщины собирались, словно кто-то потянул за один
невидимый шнурок, и она напоминала мне то воскресенье, когда она в компании
с такими же любительницами табачку пустилась в долгий путь к моему дому и
вдруг обнаружила, что я забыла приготовить табак - "ха, ха, ха, мсабу!".
Белые часто обвиняют кикуйю в том, что они понятия не имеют о
благодарности. Но Каманте никак нельзя назвать неблагодарным - он даже
находил слова, чтобы выразить свою благодарность. За долгие годы, прошедшие
после нашего первого знакомства, он много раз, не жалея сил, старался
оказать мне услугу, о которой я даже не просила, а когда я допытывалась,
почему он так старается, он всег
да отвечал, что если бы не я, его давно бы не было в живых. Он умел
проявить свою благодарность и иначе, неизменно подчеркивая свою
благожелательность, готовность помочь и, я бы сказала, снисходительность ко
мне. Может быть, он не забывал, что мы с ним люди одной веры. Помоему, он
считал, что в этом нелепом, идиотском мире я - самое неприспособленное и
нелепое создание. С того дня, как он поступил ко мне на службу и связал свою
судьбу с моей, я постоянно чувствовала, как он пристально и бдительно
наблюдает за мной, и весь мой modus vivendi" судит беспристрастно и строго;
по-моему, с самого начала он считал мои безуспешные попытки его вылечить
дурацкой прихотью. Но он всегда проявлял ко мне большой интерес и глубокую
симпатию, стараясь по мере сил помочь мне, уберечь от последствий моего
вопиющего невежества. Иногда я замечала, что он заранее обдумывал во всех
деталях то, что ему придется мне объяснять, чтобы до меня дошел смысл его
наставлений.
Каманте начал службу у меня в доме "тотошкой при собаках", потом стал
помогать мне принимать больных. Тут я увидала, какие у него чудесные руки,
хотя с первого взгляда этого было не угадать, и я, для начала, послала его
на кухню поваренком, в помощь моему старому повару, Исе, которого потом
убили. После смерти Исы Каманте занял его место и до конца своей службы был
моим шефповаром.
Туземцы вообще равнодушны к животным, но Каманте и в этом отличался от
прочих: он отлично умел обращаться с собаками, понимал их, как бы
уподобляясь им, и приходил ко мне с сообщениями, чего собакам хочется, чего
им не хватает, и как они вообще относятся к тому, что творится вокруг. Он
начисто вывел у собак блох - напасть, которой подвержено в Африке все
живое, и не раз среди ночи мы с ним просыпались от жалобного воя наших псов,
бежали к ним и при свете керосиновых фо
* Образ жизни (лат.). 36
нарей обирали с них огромных хищных злых муравьев, так называемых
зиафу, которые передвигаются единой массой и пожирают все, что им попадается
на пути.
Каманте, очевидно, многое приметил, пока лечился в больнице при миссии,
и, хотя относился к окружающим, как обычно, без тени уважения и симпатии,