"Карен Бликсен. Прощай, Африка!" - читать интересную книгу автора

все же сумел перенять массу полезных навыков и стал умелым, изобретательным
ассистентом врача. После того как он ушел с этого поста, он иногда заходил
ко мне из кухни, осматривал кого-нибудь из пациентов и давал мне очень
дельные советы.
Но поваром он стал исключительным - тут не подходят никакие степени
сравнения. Природа словно совершила какой-то скачок, нарушив постепенность
проявления способностей и талантов и сразу создала нечто необъяснимое, из
ряда вон выходящее - в гениальности всегда чувствуешь нечто мистическое.
Если бы Каманте родился в Европе и попал к хорошему учителю, он прославился
бы на весь мир, он вошел бы в историю, и о его чудачествах рассказывали бы
анекдоты. Даже тут, в Африке, он завоевал известность и к своему искусству
сам относился, как истинный мастер.
Я всегда интересовалась кулинарным искусством, и в первый раз приехав
из Африки в Европу, брала уроки у знаменитого шеф-повара одного из самых
известных французских ресторанов, - я решила, что будет очень приятно, живя
в Африке, хорошо и вкусно готовить. Тогда шеф-повар ресторана, мсье Перроше,
даже предложил мне войти в дело, видя, как я увлечена его искусством. А
теперь, когда я обрела Каманте, как духа-помощника чародея, я снова
увлеклась кулинарией. В нашей общей работе мне чудились блестящие
перспективы. Нет ничего столь непостижимого, как врожденный талант дикаря в
нашей европейской кухне. Я стала по-иному смотреть на нашу цивилизацию:
может быть, подумала я, это нечто
божественное, какое-то предопределение. Я почувствовала себя как
человек, в котором воскресла вера в существование Бога после того, как
ученый-френолог показал ему на человеческом черепе некую шишку богословского
красноречия: ведь если можно найти в мозгу человека вместилище богословского
красноречия, то это оправдывает и существование самой теологии, и, в
конечном счете, доказывает существование Бога.
В стряпне Каманте проявил изумительную сноровку. Для его ловких, хотя и
деформированных рук все кухонные трюки стали детской игрой - они словно
сами собой сбивали кремы, омлеты, безе, творили соусы и майонезы. У Каманте
был дар придавать особую воздушность своим творениям - так, я читала,
младенец Христос лепил птичек из глины и приказывал им летать.
Каманте отвергал все сложные кухонные орудия, словно сердясь на их
неодушевленную самостоятельность. Я дала ему машинку для сбивания яиц, а он
забросил ее подальше - пусть ржавеет - и сбивал белки большим ножом,
которым я выпалывала сорняки на лужайке перед домом, и белки у него на
блюдце вздымались, как невесомые белоснежные облака. У него, как у кулинара,
и глаз был удивительно зоркий: он словно по наитию выбирал самую жирную
курицу на птичьем дворе и сосредоточенно взвешивал на ладони каждое яйцо,
угадывая точно, когда оно снесено. Он все время придумывал, чем бы еще
разнообразить мой стол; однажды он каким-то таинственным образом сговорился
с приятелем, работавшим у врача где-то далеко от нас, и достал для меня
совершенно изумительные семена кресс-салата - именно такие я долго и
безуспешно искала. Каманте с легкостью запоминал любые рецепты. Читать он не
умел, английского не знал - поваренные книги были ему недоступны, но в
своей неприглядной голове он ухитрился сохранить все, чему его когда-либо
учили, по собственной системе, которую я никак
не могла постичь. Он запоминал блюда по какому-нибудь событию, которое
слоилось в день, когда он научился их готовить. Один соус он назвал "соус