"Карен Бликсен. Прощай, Африка!" - читать интересную книгу автора

молнии, разбившей дерево", а другой - "соус серой лошади, которая пала". И
никогда эти соусы не путал. Только одному я никак не могла научить его: в
каком порядке надо подавать блюда. Когда я ждала гостей к обеду, я рисовала
для него меню в картинках: первой - тарелку для супа, потом - рыбу, потом
- куропатку или артишок. Я догадывалась, что память у него отменная, но,
по-моему, он просто не желал засорять себе голову пустяками - зачем терять
время на такие никому не нужные вещи?
Конечно, сотрудничать с колдуном было непросто. На кухне хозяйкой
формально считалась я, но постепенно, работая бок о бок с Каманте, я поняла,
что всем ведает он, и что не только кухня, но и все, что нас связывало,
безраздельно перешло в его ведение. Он отлично понимал, что именно мне от
него нужно, и часто предупреждал мои желания, прежде чем я успевала их
высказать. Я же никак не могла понять, почему он работает так вдохновенно.
Мне казалось странным и непонятным, как человек может достигнуть таких высот
в искусстве, истинный смысл которого от него скрыт и которое он искренне
презирает.
Каманте не имел представления о том, каковы должны быть кушанья на вкус
белого человека, да и вообще, несмотря на то, что он принял чужую веру, он в
душе оставался истинным туземцем племени кикуйю, был верен традициям своего
племени и убежден, что человеку пристало жить так и только так. Иногда он
пробовал еду, которую готовил, но с недоверчивым выражением - так,
вероятно, ведьма пробует несусветное зелье из своего котла. Сам он признавал
только пищу своих предков - кукурузные початки. Иногда он поступал довольно
странно - вдруг приносил мне какое-нибудь местное лакомство, деликатес
племени кикуйю: то печеный батат, то кусок ба
раньего сала - так иногда даже вышколенные собаки приносят и кладут к
ногам хозяина лакомую косточку, в дар. Мне казалось, в глубине души Каманте
считает, что наши труды и заботы о том, что нам есть - просто блажь. Иногда
я старалась выведать у него - что он об этом думает, но хотя кое о чем он
беседовал со мной с большой откровенностью, о других вещах он упорно молчал,
и поэтому, работая с ним на кухне бок о бок, я никогда не затевала беседу на
эти скользкие темы.
Я посылала Каманте в клуб Матэйга к тамошним поварам и к поварам моих
знакомых в Найроби, когда меня там угощали каким-нибудь вкусным блюдом, и
после того как он прошел обучение, дом мой прославился по всей колонии своим
замечательным столом. Мне это доставляло истинное удовольствие. Я
радовалась, когда у меня собирались друзья, способные оценить мое искусство,
но Каманте ничьими похвалами не интересовался. Однако он хорошо изучил вкусы
моих друзей, особенно тех, кто бывал у нас чаще других. "Приготовлю рыбу в
белом вине для бваны Беркли Коула, - говорил он серьезно, будто речь шла о
человеке не совсем нормальном, - он сам присылает вам белое вино, чтобы мы
приготовили для него рыбу". Мне хотелось спросить настоящего знатока, хорошо
ли готовит мой повар, и я пригласила старого друга - мистера Чарльза
Балпетта из Найроби. Мистер Балпетт много путешествовал - как все старшее
поколение, которое следовало за поколением Финсаса Фогга - он объездил весь
свет, везде отведал лучших яств, какие ему могли предложить, и не
задумывался о своем здоровье в будущем, пока мог наслаждаться пиршеством сию
минуту. В книгах пятидесятилетней давности, посвященных спорту и альпинизму,
много написано о его атлетических рекордах, о его сложнейших восхождениях на
неприступные горные вершины в Швейцарии и в Мексике, а в одной из книг,