"Корина Бий. Рассказы в духе барокко " - читать интересную книгу автора

же он был влюблен.
Предметом его страсти стала блистательно-прекрасная девушка,
молчаливая, с темными, как ночь, волосами, глазами и бровями и с таким
безупречным телом, что при каждом свидании главным занятием художника было
насладиться им с головы до ног.
И поскольку оба они происходили из крепких, живучих крестьянских родов
и вдобавок имели склонность и охоту к познанию - не только в любви, но и во
многих других науках, - то выказывали одаренность во всем, чем бы ни
занимались, благодаря первозданной силе, глубоко заложенной в них
предыдущими поколениями.
Девушка очень скоро приобрела опыт в упражнениях любви, научилась
кокетливо одеваться, а умелый макияж превращал в смуглую жемчужину ее лицо,
на котором перламутровыми бабочками трепетали веки. Иногда это лицо,
потрясенное волнением, целиком скрывалось под челкой и длинными прядями с
отблеском водорослей. Однако братья девушки корили ее за все эти
метаморфозы, утверждая, что она выглядит настоящей девкой; известно, что
братья - самые ревнивые сторожа своих сестер, разумеется, если не состоят
при них сводниками.
Но она, в своих высоких черных шнурованных ботинках со звонкими
каблучками, в своей прилипчивой юбочке, упрямо взбегала по винтовой лестнице
на верхний этаж мрачного городского дома, под крышу, где художник устроил
себе мастерскую с застекленным потолком. И неизменно, до и после любви, она
усаживалась в красное вольтеровское кресло.
Она была художнику и женой, и рабой, и натурщицей, и Арчибальд всегда
писал ее полуодетой, то есть в сиреневых чулках, с обнаженной грудью, но в
старозаветном корсете с китовым усом, который он тоже раскопал на бабушкином
чердаке.
А потом она устраивалась поуютнее в красном кресле и иногда даже
засыпала в нем.
Однажды ему почудилось, будто поблекшая обивка кресла стала ярче;
спустя несколько дней гобелен принял совсем уж кричащий кроваво-красный
цвет. И в то же время он заметил, что юная его подруга как будто побледнела.
- Тебе нездоровится? - спросил он ее.
- Да нет, просто я немного устала, но я так люблю это кресло!
- Не выдумывай, ты же не можешь любить его больше меня!
- Какие глупости! - улыбнулась она.
Теперь он всегда писал ее сидящей или свернувшейся клубочком в кресле.
Он считал, что этот карминово-красный цвет выгодно подчеркивает светлеющую с
каждым днем кожу девушки и ее черные как смоль волосы.
Она начала подкрашивать оранжевым щеки и губы, подводить зеленым глаза,
но и они, прежде такие темные, теперь понемногу обесцвечивались. Его,
однако, это не слишком обеспокоило, ведь он, как и все художники, был
ребячлив и жесток. Ему даже нравилось пробуждать в ней ревность, рассказывая
о красотках, которых он встречал на улицах:
- Какая посадка головы, какой гордый круп!..
- Породистая кобыла, да и только! - договаривала девушка, внешне
всегда сговорчивая и добродушная, но что она думала и - ах! - что
чувствовала при этом?!
А он играл мускулами, чуть ли не гарцевал перед нею, страшно довольный
собой.