"Андрей Битов. Человек в пейзаже" - читать интересную книгу автора

кладбище. Но стоило наконец подняться, минуя проваленные ступени, чтобы там
и оказаться: наверху кладбище и было с тем мусорным венком...
Культура, природа... бурьян, поваленные кресты. Испитое лицо. Тяжко
вообразить, как здесь было каких-нибудь три-четыре века назад, когда
строитель пришел сюда впервые... Как тут было плавно, законченно и точно.
Роскошный скелет все еще проглядывал сквозь прохудившуюся рвань драпировки:
так же крут был берег, так же широка река, так же внезапно отступал он.
оставив под собой нежно-зеленое озеро пойменного луга, и вдали вдруг
поворачивался как от окрика и замирал в далекой синеве леса, словно река,
вильнув, поменялась берегами, и левое стало правым, а правое левым... и
небо, разве чуть подвыцвев, оставалось, наверно, прежним. Какова же была
здесь линия, если она еще оставалась!.. А такова, что настоятель и строитель
вздохнули дружно и глубоко, и сомнений у них не стало: здесь!
Большего природа предложить не могла. Завершенность предложенного была
очевидна. В такие места просится храм, кремль, город. За какой-нибудь век
люди справились с этим пространством, в него вписавшись, и оно стало
культурным. О мере законченности и совершенства этого культурного
пространства можно было теперь лишь судить. По тому "участку" при входе (уже
не в монастырь, а на "территорию"), где все было восстановлено "как было". В
новизне и прибранностп видна было скороспелость "плана". И краска тут пошла
какая была, и трава росла не сотню лет, и дерево досок и бревен еще помнило
о торопне топора. Но это ладно, бог с ним. Пройдет время (и небольшое!) -
и, прежде чем все здесь снова начнет рассыпаться (на этот раз еще быстрее),
будет-таки пауза времени, когда все станет так: почти как было. Время ведь
тоже трудится, как человек: сначала совершенствуя и лишь потом - разрушая.
Занятное количество границ! Дикой природы - с одичавшей культурой,
одичавшей культуры - с культурным пространством, культурного пространства
- с разрушением, разрухи - с одичанием, одичания - с дикостью... Все тут
было во взаимном переходе, во взаимном обрыве...
Я вскарабкался по обрыву. Никогда, ни в каком буреломе не можете вы
наблюдать той мерзости запустения, как в разоренном культурном пространстве!
О, насколько одичание дичее дикости!.. И ветер победно шуршит в помойке,
бывшей когда-то храмом и кладбищем. Раскачиваются венки, перекатываются
банки, перекати-полем скачет газета. Произрастают кирпичи и мерзкие кучки.
Вспархивают вороны, кружась над былым, не над настоящим. И слой сквозит
сквозь слой, как строй сквозь строй.
И вот из слоя в слой, оскальзываясь и огибая, попадешь во внезапную
точку, и в ней острый, со свистом (отнюдь не облегчения...) вдох прервет
тебе прокуренную грудь: отсюда все видно! Все как было. Каким образом всегда
сохранится эта единственная точка, уже ;:е зрения, а - луча, с которой вы
очнетесь и вспомните, именно вспомните, как было?! Что же это?!
Но не попробуйте сделать и шага в сторону! Если уж посчастливилось,
нет, сподобилось, оказаться в такой точке - она единственна. Шаг влево - и
стадо подъемных кранов расклевывает пространство на горизонте; шаг вправо -
и вы летите под кручу, в помойку и свалку; шаг назад - и либо наступите,
либо порвете брюки о колючую проволоку...
Культура, природа... Кто же это все развалил? Время? История?.. Как-то
ускользает, кто и когда. Увидеть бы его воочию, схватить бы за руку,
выкрутить за спину... Что-то не попадался он мне. Не встречал я исполнителя
разрушения, почти так, как и сочинителя анекдота... Одни любители да