"Вилли Биркемайер. Оазис человечности 7280/1 (Воспоминания немецкого военнопленного) " - читать интересную книгу автора

солдат подходит к офицерам и благодарит их от всех нас.
"Ты nemez! - спрашивает офицер. - Ты gut, все gut" - и показывает на
нас. Можно ли такое представить себе? А офицер зовет переводчика и велит
сказать нам, что в Советском Союзе лучше всегда говорить правду.
Переводчик ведет нас к бараку, нам велят вселяться и устраиваться
поудобней. Места там много, хватит на всех. И еще одно чудо: появляется
женщина-врач с двумя русскими сестрами, нам обрабатывают и бинтуют раны.
Если бы здесь была церковь, пошел бы туда и на коленях благодарил Господа
Бога; делаю это молча, про себя; другие, наверное, тоже.
Перед вечером приносят котлы, и каждый получает хорошую порцию -
перловую Kascha и снова хлеб. А я еще не доел тот, что давали в обед.
Никогда ведь не знаешь, когда будет следующий раз, мы уже этому за прошедшие
недели научились. Ночь проходит спокойно, нас не пересчитывали. Утром снова
идем на кухню, дают суп с хлебом; прямо как в сказке. Эта часть лагеря еще
пустует, только на плацу стоят или лежат другие пленные, мы с ними врозь.
Только в обед нас отправляют в прежний барак, приходят туда и остальные
пленные; после разделения "по национальностям" им пришлось провести все это
время на улице. Они бы не поверили нашим рассказам, но у каждого из нас с
собой хлеб, и вот какого-то баварского "австрийца" прорывает. Русские им
сказали, что это только начало, что их еще накажут за то, что они,
иностранцы, воевали вместе с немцами против Красной Армии, против Советского
Союза. Интересно, это здешний начальник лагеря так или это приказ Сталина?
Этого мы никогда не узнали, потому что уже на следующий день все мы
опять "одинаковые", пленные, и даже красно-бело-красные флажки куда-то
исчезли.
Среди ночи нас согнали с нар, велели собрать все наши малые пожитки и
строиться по пять. Отсчитали две тысячи человек, строем на кухню, там
получили снова суп и хлеб - пайки стали, кажется, вдвое больше, русские
говорят, что по 400 грамм. И вот пошагали - через лагерные ворота, охрана с
автоматами, с нами нагруженные телеги и даже полевая кухня. Автоматчики по
обе стороны колонны, через каждые 30-40 метров. Вдоль по дороге, прямо на
восток. Кто-то слышал, что следующая "станция" - Дембица. И кто-то знает это
место - был там на унтер-офицерских курсах. Опять переходы по пятьдесят или
шестьдесят километров в сутки. Поначалу чувствуем, что несколько дней отдыха
и еда пошли нам на пользу, что мы стали бодрее, но чем дольше продолжается
пеший марш, тем лучше понимаешь, что Ченстохова была всего лишь передышкой.
На телегах все меньше припасов, порции и пайки хлеба все меньше. Борьба
за кусок хлеба с каждым днем отчетливей, все пережитое до сих пор
забывается. Это кто же справедливо поделит буханку в полтора кило, когда
куска хлеба ждут сто жадных глаз, когда мы уже плохо соображаем? Когда
приходится делить буханку на десятерых, а то и на двадцать едоков, выбирают
"независимого" раздатчика. Не раз выбирают "комитет" по раздаче хлеба. Но
когда надо распределить сто кусков - все приличия забываются. За кусок хлеба
толкают и дерутся, вырывают его друг у друга, так что кусок могут и
затоптать. Описать эти схватки невозможно, это нужно видеть своими глазами,
но я не хотел бы увидеть это еще раз. Никакой другой еды или питья нет уже
несколько дней, полевую кухню Иваны где-то просто оставили. А может, они
часть продуктов обменяли на водку, ведь каждую ночь часовые пьяны.
Санитарные условия нечеловеческие, они просто катастрофичны. От снега,
который пьют, чтобы как-то утолить жажду, у многих понос; у Ганди тоже.