"Вилли Биркемайер. Оазис человечности 7280/1 (Воспоминания немецкого военнопленного) " - читать интересную книгу автора

получит еды. После бани русские офицеры или врачи каждого проверяют - нет ли
головных вшей. До сих пор я не знал, что есть разница между головными и
платяными вшами. Считается, что головные переносят болезни - сыпной тиф и
желтуху. Тем, у кого находят головную вошь, надо натирать голову
отвратительно пахнущей мазью; делает это следующий в строю, если плохо
трет - получит сапогом под зад...
Санитарные условия в этом лагере описать невозможно, они совершенно
ужасны. Много больных дизентерией, и все загажено - пол, нары. Может,
поэтому русских почти не видно и мы отданы во власть немецкой лагерной
полиции? Все новых умерших солдат оттаскивают к вырытой на краю лагеря яме,
засыпают хлоркой. Никто мертвых не регистрирует, родственники никогда не
узнают, где они лежат.
Вечер, мы с Ганди сидим на корточках в углу барака. Внезапно раздаются
крики, громко командуют - всем из барака, бегом марш! Строимся, нас
пересчитывают, и колонна, нас, наверное, тысяча или две тысячи человек,
трогается. И раньше, чем я начинаю понимать, что происходит, мы уже - на
какой-то товарной станции; нас грузят в вагоны по восемьдесят человек, пол
устлан соломой, источающей вонь. Двери закрывают и запирают снаружи, все в
страшной спешке. В ночной тишине разносятся только крики этих
бестий-"антифашистов": dawaj, dawaj! - ишь, научились у русских... А русские
часовые стоят тут и там в стороне и смотрят, как их прислужники обращаются
со своими же земляками. Крики замолкают, поезд трогается. Но куда и почему
так внезапно?
Уже не раз на этом грустном пути в русский плен я испытывал стыд за то,
что я немец, что любил свою родину и непоколебимо верил в фюрера. Но эти
сволочи, эти садисты из лагеря в Дембице, наши же бывшие товарищи-солдаты, -
эти меня доконали. Потерял я веру, которую хотел сохранить, - потерял
навсегда!
Мы больше стоим, чем едем. Оба окошка в нашем вагоне забиты снаружи
досками, изнутри еще - колючая проволока. Уже светло, сквозь щели видно
взошедшее солнце. Двери открываются, слава Богу - там только русские
часовые, а не эти сволочи.
Баки с едой стоят у путей. Такие же пленные, наверное, они здесь дольше
нас, раздают суп и хлеб. Хорошо, что мы уже научились быть готовыми ко
всему, а то немногое, что мы имеем, - всегда при нас. На первом месте -
котелок, а иначе проще простого остаться без еды. Здесь раздатчики
забрасывают в каждый вагон по мешку с сырой морковью. Делим спокойно,
никаких больше драк, страх после побоев в Дембице, похоже, сплотил нас, так
мне, по крайней мере, кажется.
Девять дней мы в вагонах, двери отворяются раз в сутки - раздают еду,
выносят умерших; у нас их сегодня шесть. Я уже попривык к смерти, она всегда
с нами, каждый день тихо ищет свою жертву. Мы почти не замечаем, как кто-то
умирает. Некоторые потеряли всякую надежду. Что может раненый пленный солдат
сам, без врачебной помощи, без лекарств, без бинтов и ваты? Ноги мои так
распухают, а воспаление так дергает, что мне начинает казаться, что ног у
меня уже нет. С повязкой, которую мне наложила доктор в Ченстохове,
обращаюсь как с великой драгоценностью. Когда в вагоне есть место, распускаю
бинты, "проветриваю" раны. Это помогает, чтобы заживало, так научил меня
один пожилой солдат; но когда я вижу свои голени, начинаю сомневаться,
заживут ли они когда-нибудь. Иногда меня одолевает страх, что я останусь без