"Вилли Биркемайер. Оазис человечности 7280/1 (Воспоминания немецкого военнопленного) " - читать интересную книгу автора

который отбыл с батареи несколько дней назад, говорили - на другой участок
фронта. Так, может, это здесь и фронт недалеко? Он меня сразу узнал. "Ну, вы
уже сюда добрались. Скорей, дальше на запад, пока эта дорога еще не
перерезана!" А я смотрю на него недоверчиво.
"Ладно, не пялься так, тут бегут все кто попало, не разберешься, все
хотят домой, все прут на запад, а Иван уже нам на пятки наступает. Никто вас
больше не держит! Глянь на карту, фронт там, а мы вот тут. - Он
показывает. - Вот и гоните по этой дороге, никуда не сворачивайте; хорошо бы
за сегодня уйти километров за тридцать, а лучше за сорок. Может, вам
повезет - какая-нибудь машина подхватит, тогда уж Ивану вас не догнать".
Неподалеку стоит вестовой с мотоциклом. Заводит его, р-раз! - и нет их,
мотоциклиста и обер-лейтенанта.
А мы стоим и не знаем, что нам делать, голодные, пить хочется, фляжки
наши давно пусты. Вообще-то я и слышать не хочу, что можно сбежать или
бросить в беде товарища. Да только канонада слышна уже близко, да и грохот
танковых гусениц я уже, кажется, слышу. А из леса все идут солдаты, тянутся
в деревню. Ганди еще со мной, но вот и он швыряет "панцерфауст" в кювет, мой
летит туда следом. Снимаем с плеча карабины и бросаем их прямо в снег.
Оглядываемся, не наблюдает ли кто за нами, ведь за это можно попасть под
военно-полевой суд, так, по крайней мере, меня учили.
Подходим к первому дому, там стоит человек в гражданском. "Если
голодны, заходите в кухню, там еще осталось". Мы туда. Везде лежат и спят
солдаты, среди них - такие же мальчишки, как мы. А на кухне старик возится с
кастрюлей на печке. Это суп. Замечательно пахнет, вкусный, даже очень.
Сколько времени мы не ели горячего? Да все равно, главное - суп вкусный, я
наемся. Теперь вот только найти свободный угол и заснуть. Я так устал, у
меня нет больше сил, какие там 30-40 километров...
Мы даже находим угол с охапкой соломы. Шлем с головы, пучок соломы
туда - вместо подушки, и я валюсь, засыпая. А что там говорили на околице
деревни, и еще наш обер-лейтенант, чтоб уходить поскорее дальше, - то это
все пустой звук; хочу только спать, спать, спать.
Меня тормошит Гюнтер, один из наших ребят, а я не хочу просыпаться.
"Вилли, там противотанковые бьют, уже совсем близко, надо бежать, а то нас
достанет Иван!"
Не успел я по-настоящему проснуться, как началось. Иваны уже в деревне,
прочесывают ее. Может, нам выбираться через коровник? - это я еще в полусне.
Мы выбрались из дома, бежим к сараю. Нам вслед - пулеметная очередь. Как сто
раз учили в гитлерюгенде, бросаемся ничком на землю, в снег. Слышны
выстрелы, но где-то не здесь. Зову Ганди, чтобы вместе пробраться в сарай.
Какой-то фольксштурмовец возится рядом с ручной гранатой, может, он себя
собрался подорвать? "Перестань, - кричу ему, - ты нас всех угробишь!" - и
хочу отнять у него гранату. А русские опять стреляют, я бросаюсь в снег.
Граната все же взрывается. Мне бы только до сарая добраться...
А в Ганди попали. Подползаю к нему. "Слегка задело, - говорит он. -
Рука сильно болит". Теперь вокруг тихо, словно Иваны про нас забыли. Пробую
взять Ганди на спину, чтобы ползти с ним к сараю. Он тяжелый, как свинцом
налитый, мне теперь кажется, что до сарая километр и нам туда не добраться.
Внушаю себе, что там - спасение, надо туда.
Хотим жить, не хотим, чтобы нас схватили, а то и расстреляли Иваны. Как
там их называли - "большевистские недочеловеки"? А тут из памяти опять -