"Алексей Биргер. Стеклодув" - читать интересную книгу автора

знаю, незнакомец ли выполнил свое обещание таинственным образом, или мать
как следует с отцом поговорила (в тот день они вернулись довольно поздно, с
хмурыми лицами, и я понял, что они бродили по улицам, и мама как следует
"песочила" отца: они часто уходили погулять, когда не хотели, чтобы я слышал
их ссоры и разногласия), но отец теперь не выпивал даже обычных двух-трех
рюмок за ужином. К началу июня мы доделали мою мастерскую. Я сразу взялся за
работу и изготовил несколько забавных фигурок: петуха, поросенка и кошку.
Любопытно, что я не помню многого из того, чем жил в детстве, забываются
лица друзей, проваливаются в небытие дни и даты, но все мои изделия до сих
пор отчетливо стоят перед глазами.

Родителям я ни словечком не обмолвился о таинственном незнакомце. Не
знаю, почему. Может, мне было страшно накликать его возвращение, рассказав о
нем, а может, я не мог найти слов, чтобы поведать об этой встрече так, как
она того заслуживала, передав все, что я тогда испытал. Иногда мне даже
казалось, что встреча эта мне приснилась, что я просто ненадолго задремал,
пока пускал пузыри. Я и правда не раз потом видел во сне встречу с этим
человеком, и она обрастала самыми нелепыми и фантастическими деталями. То
мне снилось, будто там, куда падает его тень, трава покрывается инеем и
чернеет, то - что трава чернеет от жара, обугливается и начинает пахнуть
дымком, сперва неприятно кисловатым, а потом очень даже приятным, как от
отцовского табака или ладоней матери, когда она растапливала печку
березовыми полешками. Запах становился родным, домашним, баюкающим, и я под
него засыпал - во сне.
Бывало, я просыпался внутри своих снов, чтобы увидеть, как отец стоит у
плавильной печи, следит за стеклом и как-то по-особому колдует над ним, а
незнакомец внимательно за ним наблюдает чуть поодаль. Закончив работу, отец
поворачивается к нему, а на руках у него - чудесный стеклянный младенец, и я
понимаю, что этот младенец - я. Отец протягивает младенца незнакомцу, как бы
гордясь своим творением.
В этот момент я просыпался по-настоящему, и мне никогда не удавалось
узнать, отдал меня отец роскошному незнакомцу с ледяным взглядом или нет.
Этот сон остается, пожалуй, самым неприятным воспоминанием тех лет. Но
все же, "кошмаром" его назвать нельзя. Он был мелкой ссадинкой, а не
глубокой раной, и только резче и отчетливей оттенял все остальное, светлое и
хорошее.
В тот год я пошел в школу. Первого сентября, первый раз, в первый
класс. Помню чудесный солнечный день, море цветов, зелень, а среди зелени
тронутые золотом и багрянцем клены и проблески бледной желтизны среди листвы
берез. И я сам, в синем школьном костюмчике, свежем и новом, в безупречно
белой рубашке, от глаженной и накрахмаленной, с ранцем за спиной, с букетом
цветов в руке. И это особенное, легкое состояние, которое бывает чуть ли не
раз в жизни... Я жадно впитывал и запоминал все детали - точнее, мне их и
запоминать не пришлось, они сами откладывались в памяти. Я любовался всем,
что видел вокруг, и думал, как было бы здорово перенести все это в стекло,
передать в нем радость и восхищение этого дня. Много позже, когда я делал
блюдо для фруктов, этот день ожил в моей памяти, и я нашел совершенно особый
изгиб для этого изделия, удивительно естественный в своей неправильности.
Блюдо было похоже по форме на щедрую осеннюю долину между пологих холмов, и
дети идут в школу среди разноцветных букетов. Всюду трепещут праздничные