"Алексей Биргер. Стеклодув" - читать интересную книгу автора

посложнее: сделал два узорных шпиля на верхушку елки. Еще мне очень
нравилось делать гроздья винограда. Есть такая елочная игрушка: много-много
зеленых небольших виноградин, собранных гроздью на проволоку, и к ним
добавляется виноградный лист - он или из плотного картона, или из стекла.
Мне безумно нравилось выдувать маленькие виноградинки. На этих гроздьях
винограда я впервые стал учиться правильно делать цветное стекло, готовить
красители и заранее просчитывать интенсивность цвета, его оттенок. Я начал
понимать, как внутри толстого литого стекла добиваться разводов наподобие
языков пламени или вьющихся на ветру разноцветных шелковых шарфов.
Но больше всего я полюбил делать колокольчики. Это уже штука довольно
сложная, хотя, конечно, не высший пилотаж. Стеклянные колокольчики с их
нежным звоном годятся и на елку, и просто как сувенир - для украшения
письменного стола, например. Их можно и над дверью подвешивать: на малейшем
сквозняке они начинают наигрывать нежную мелодию. Колокольчики у меня
получались бесподобно. Все соглашались, что даже бывалым мастерам не удается
добиться такого чистого и мелодичного звона. И главное - я сам ими увлекся.
Мне безумно нравилось, что в моих руках рождается не только форма, но и
музыка, которой можно заслушаться.
Если учесть, что мне тогда не исполнилось еще и шести лет, то можно
понять, какая волна поднялась вокруг "чудо-ребенка" и какой знаменитостью я
стал. Когда отец приводил меня и я брался за очередную поделку, вокруг
собирались толпы работников и стояли разинув рты. Их внимание меня не
смущало: я был полностью сосредоточен на своем деле.
Плохо оказалось другое. Слух обо мне очень быстро дошел до нашей
инспекторши по охране труда, к которой я до тех пор не относился серьезно.
Это была полная женщина средних лет с круглым невыразительным лицом, с
волосами, так туго стянутыми в пучок на затылке, что спереди они казались
жидкими и редкими. Законы запрещали работать детям дошкольного возраста, тем
более на таком вредном производстве, как стекольное, и эта дама вызвала отца
для серьезной беседы. Отец взял меня с собой.
В кабинете инспекторши было только одно вытянутое в длину окошко,
совсем под потолком, и свет там горел всегда, даже днем.
- Вы понимаете, что творите, с глупой вашей родительской гордостью?
осведомилась она. - Вы убиваете своего сына!
- Да что дурного в том, что он уже сейчас усвоит азы профессии?
возразил отец.
- А то, что даже у взрослых легкие часто не выдерживают такую работу! А
он... - Инспекторша внимательно на меня поглядела. - Его легкие могут
сгореть буквально за два-три года.
- Не сгорят, - сказал отец. - Что мне, сын не дорог? Я слежу, чтобы он
не перенапрягался.
- Не говорите ерунды! - вскипятилась она. - Что значит для него
"перенапрягаться"? Нагрузка, которую вы даже не почувствуете, для мальчика
может оказаться гибельной.
- Ему самому это нравится, - упрямо проговорил отец.
- Он слишком мал, чтобы отдавать себе отчет о последствиях,
назидательно сказала инспекторша. - Но вы-то взрослый человек. Неужели вам
не стыдно? Короче, - продолжила она, увидев, что отец молчит, - я
категорически требую, чтобы ребенок больше не появлялся в цехах. Иначе я
применю всю свою власть. А также направлю бумаги о вашем безобразном