"Дмитрий Александрович Биленкин. Исключение из правил" - читать интересную книгу автора

можно было начать разговор. Выждав еще немного, Ронин равнодушно
осведомился, почему оставлены полевые работы.
Шипастые головы старейшин благосклонно полиловели. Последовавший
ответ можно было понять так, что праздники редкость, но уж если праздник,
то он праздник. Его, однако, можно было истолковать совсем иначе: зачем
работать, когда еды много?
Ронин не спешил с уточнениями. Многозначность разговора была здесь
нормой даже в общении друг с другом. Простейшее утверждение <Утром взойдет
солнце> звучало, например, так: <Свет одолеет ночь, как ему будет
позволено>. Выражение <...как ему будет позволено> означало, что день
может оказаться солнечным, а может быть и пасмурным. Шифр усложнялся, едва
речь касалась чего-то более важного, настолько, что как вопрос, так и
ответ включали в себя сразу и утверждение, и сомнение, и отрицание. Иногда
Ронин чувствовал, что вот-вот свихнется, ибо смысл произнесенного зависел
от пропорции всех этих частей, и еще от того, к чему более склонялось
сомнение - к утверждению или к отрицанию.
Но и это было не все, так как в разговоре часто возникала <фигура
молчания> - предмет или событие, о котором вообще нельзя было упоминать
иначе как паузой, в лучшем случае - иносказанием.
Хитроумная система умолчания и маскировки истины вряд ли была
умышленной. Она оказалась такой же закономерной производной
бесперспективного состояния цивилизации, как и та <мысленная невидимость>,
с которой на первых шагах столкнулся Ронин. Движение вперед невозможно без
откровенности и правды, застой - без сокрытия и лжи. А если самообман
длится долго, то разум слепнет, как глаз, долго видящий одну лишь тьму.
Расспросы мальтурийцев напоминали блуждания без фонаря по лабиринту.
Конечно, их цивилизация не могла познать ход своей истории, тем более
управлять ею. Но, может быть, они подозревали неладное и как раз на эти
знания наложили табу, чтобы не беспокоить себя напрасными размышлениями?
Или они понятия не имели о том, что происходит? Все до единого считали
свое состояние правильным и хорошим?
Сбор урожая давал шанс кое-что выяснить. Слегка волнуясь, Ронин
произнес длинную, тщательно продуманную речь, смысл которой состоял в
просьбе познакомить его с тем, как хранится и распределяется зерно.
Просьба Ронина была встречена долгим молчанием. Ничего необычного в
этом не было, - старейшины не любили торопиться с ответом, но сейчас их
молчание показалось Ронину ледяным. Насколько он сумел понять по прежним
беседам, затронутая тема обременялась множеством табу, так что отказ был
наиболее вероятен. Впрочем, кто их знает! Пока они молчат и не двигаются,
понять их настроение невозможно, поскольку глаза фасеточного типа - а
именно такие были у мальтурийцев - для человека лишены всякого выражения,
как и для них человеческие, наверно.
Ноги затекли, и Ронин воспользовался паузой, чтобы устроиться
поудобней. Движение спугнуло парочку микки маусов, которые славно
попировали тем, что Ронин сбросил в траву, - в зубах одного еще был зажат
комок каши.
<Надо не забыть поймать их для биологов>, - вспомнил Ронин. И тут же
эта мысль вылетела у него из головы, потому что в позах старейшин
произошла какая-то внезапная и, может быть, зловещая перемена. Не сделав
ни одного явного движения, они вроде как бы подались к нему.