"Дмитрий Биленкин. Строитель воздушных замков (Авт.сб. "Сила сильных")" - читать интересную книгу автора

Хвостиков. - Миллионы лет? Все возможное, что нафантазировал Жюль Верн,
давно сбылось. Уэллса - и того жизнь обогнала. Не в вечности предел,
ближе! А дальше что? Что дальше, если фантазия все уже очертила и больше
ничего не может? Выполним, значит, и точка. Замрем. Как с этим жить?
- А! - воскликнул писатель так, что его очки подскочили, и в
раздражении затянулся сигаретой, чего вне работы себе обычно не позволял.
- Чепуху мы оба несем, чепуху! Вы не туда, и я за вами... Кто постановил,
что фантазия должна мчаться, как спринтер? Был прилив, теперь отлив, так
всегда, так в любом деле. Может быть, мы просто устали и постарели.
- Все сразу? И молодые тоже?
Писатель промолчал, досадуя, что влез в этот ненужный, бессмысленный
спор. Но слово вырвалось. Кого и в чем он хотел убедить? Не Хвостикова же!
Тот смотрел, не мигая, настойчиво, выжидающе, удрученно, единственный
человек в мире, который задумался о пределе фантазии как о пределе всех
устремлений, какие только возможны в веках, и ощутил острую тоску за
далеких потомков, которые наконец исчерпают все, казалось бы, неисчислимые
возможности мира и в унынии замрут у последнего края, за которым уже нет
ничего, ничего - ни мечты, ни порыва, ни дерзости, - пелена бесконечных,
на веки веков, будней!
Рука яростно втоптала окурок в пепельницу. "К дьяволу, - подумал он. -
К дьяволу все барьеры и ограничения, мир безбрежен, неисчерпаем - вы
слышите? - неисчерпаем!"
Метнувшийся взгляд замер в радужной точке хрустального шара, задержался
в его замкнутой и холодной прозрачности. Мир неисчерпаем, это верно.
Только как, в каком смысле? Вот и физики настойчиво поговаривают о
конечности законов природы и форм материи. А если так - почему бы и нет? -
все остальное будет доделкой, бесконечной частностью, а не прорывом в
неведомое. Мальчик, собирающий красивые ракушки на берегу, тогда как за
спиной катит свои волны безбрежный океан, - таким видел себя Ньютон, с
таким настроением жил. Все неоглядно и все впервые! А если океан уже
исчислен, протрален, нанесен на карту, если дух бесконечности отлетел, кем
почувствуют себя все Ньютоны будущего, все мальчишки, играющие на его
берегу? Не океан - озеро перед ними, большая, размером с Вселенную, лужа.
И так до скончания дней, всех дней, какие отпущены людям. Да, физика и
фантастика, воображение и познание. Что, если всюду дзинькнул один и тот
же ехидный звоночек? Но нет же, нет, такое уже было однажды, физика конца
прошлого века тоже мнилась исчерпанной, а затем... Так! Но фантазия,
она-то в художественных произведениях кипела, теперь же этого нет, вот в
чем разница...
В старину, спускаясь в шахту, брали с собой канареек: те первыми
чувствовали запах рудничного газа и задыхались, когда человек еще бодро
помахивал кайлом. Фантастика, в сущности, та же канарейка.
Ну и что, ну и что? Непостижим человек! Сколько насущных забот, тревог
и проблем, а он, этот Хвостиков, которому бы греться на лавочке да
почитывать газету, стоит с видом мальчишки, которого то ли поставят в
угол, то ли выпустят погулять. И он, писатель, не лучше. Сочинитель
воздушных замков!
Но ведь и это надо. Надо, кто-то должен, какая бы злоба дня ни давила,
иначе нельзя, невозможно, без дальней, предельной перспективы не обойтись,
без нее все постепенно закиснет, замрет, как застоявшаяся вода: и человек,