"Питер С.Бигль. Песня трактирщика" - читать интересную книгу автора

- Да озарит солнце твой путь! - наконец выдавил я. Голос у меня
переломался еще несколько лет назад, но в тот момент я говорил писклявым
мальчишеским фальцетом.
- И твой также, - ответила женщина. До сих пор стыдно, но надо честно
признаться, что у меня снова отвалилась челюсть: я не ожидал, что она
заговорит на моем языке. Если бы она залаяла, захлопала в ладоши или
закричала коршуном, я и то удивился бы меньше. А она продолжала: -
Мальчик, не найдется ли в здешних краях чего-нибудь вроде трактира или
гостиницы?
Ее голос был низким и хрипловатым, но при этом вздымался и опадал,
точно волны, набегающие на берег.
- Трактира? - пробормотал я. - А... э-э... А, в смысле, трактира?
Лал потом говорила, она поначалу решила, что их капризная удача
подсунула им дурачка с кочерыжкой вместо головы.
- Ага, - сказал я, - у нас есть... в смысле, трактир тут есть
неподалеку. В смысле, я там работаю. Я конюх, Россет. Это меня так зовут.
Язык у меня во рту сделался толстым и неповоротливым, точно попона, и я
дважды прикусил его, пока все это выговаривал.
- А комната там найдется? Для нас?
Женщина по очереди указала на своих спутниц и на себя, стараясь
говорить медленно и внятно, как и положено говорить с дурачком.
- Да, - сказал я. - О да, конечно. Комнат у нас полно - дела идут не
блестяще, - Карш меня убил бы, если бы услышал такое, - и свободных стойл
полно, и теплой сечки...
Тут я увидел, как сумка смуглой женщины зашевелилась, задергалась и
приоткрылась, в точности как мой рот, - и я еще несколько раз повторил
"теплой сечки..."
Сперва наружу высунулся черный нос, принюхивающийся к ветру, а потом и
вся ухмыляющаяся мордочка с буровато-рыжей маской и ушами, острыми, как
наконечник стрелы. Горло и грудка - светло-золотистые, а плечи - дальше он
вылезать пока не стал - чуть темнее морды. Играющие под кожей мышцы
заставляли мех переливаться, как бархат. Мне не раз случалось видеть лис -
по большей части в ловушках, мертвыми, - но я еще ни разу не видел, чтобы
лиса ездила в седельной сумке, точно бойцовый петух или охотничий шукри. И
уж точно никогда не встречал я лисы, которая смотрела бы на меня так,
словно знает мое имя - мое истинное имя, которого я и сам не знаю.
- Карш... - сказал я. - Хозяин. Карш не разрешит...
- Мы поедем и посмотрим, насколько плохи у вас дела, - сказала черная
женщина. Она махнула мне рукой, чтобы я сел на лошадь позади кого-нибудь
из ее спутниц, и улыбнулась, видя, что я по-прежнему стою как вкопанный.
Мне впервые сделалось страшно - и жарко от стыда за свой глупый страх. Но
я не собирался ехать на одной лошади с лисой, а подойти к той белой,
пылающей женщине я бы просто не решился. Лал улыбнулась еще шире, отчего
уголки ее глаз приподнялись кверху.
- Ну, тогда поезжай со мной, - сказала она. И я вскарабкался на лошадь
позади нее, цепляясь так отчаянно, точно отродясь не ездил верхом. От ее
кожаной одежды пахло морем и конским потом, но за этими запахами
чувствовался собственный аромат Лал.
- Три мили до перекрестка, и еще миля на запад, - сказал я и до конца
этого дня забыл о Маринеше.