"В.В.Бибихин. Мир" - читать интересную книгу автора

необходимого последнего усилия: поскольку вот-вот уже совсем немножечко
осталось, чтобы совершить решающий подвиг добродетели (доблести), постольку
пределы всей земли должны быть уже близки. В основе убеждение: не может
быть, чтобы предельному человеческому усилию не дались пределы всего. Предел
усилий и предел мира - одно и то же. Как-то само собой получалось, что эти
две вещи - мера сил эллинов и вся земля целиком - совпадают.
"Пределов же усилий благородному мужу я, что касается меня, не полагаю,
кроме как самих же трудов, сколько их надо, чтобы совершить прекрасные
деяния".** Прекрасное деяние номер один - как раз покорение всего, "всей
земли" до ее конца. Александр говорит дальше: "Если же кто желает услышать,
каков будет конец самой войне, то пусть знает, что немного ведь нам уже и
осталось до реки Ганга и до восточного моря; а оно, говорю вам, по-видимому,
явно примыкает к Гирканскому [т. е. Каспийскому или, может быть, Аральскому]
морю: ибо всю землю вокруг охватывает то великое море... Так что... вся
Ливия [т. е. Африка] будет наша, и точно так же вся Азия наша, и пределы ее
области (?счЮт), которые Бог сделал пределами также и всей земли".***
Последний край земли - его поможет очертить морс, океан. Еще совсем, совсем
немножко дотянуться, и вдруг сработает волшебная защелка, будет достигнут
предел, в руках будет все. Все, собственно, с самого начала и манило
Александра: сперва относительное "все" Эллады, потом безотносительное "все"
земли. Какой желчью для Александра было бы, если бы кто-то стал задавать ему
сократические вопросы, заставляя его прояснить для самого себя, что он
понимает под "все". Но все - это же просто все!
Об этом мы уже говорили. Мы топчемся на месте. Мы хотели знать, что
такое мир. Мир есть целое, единство всего: просто все, взятое в целом, без
исключения. Что такое единство, единое, мы не знаем, мы с его помощью все
знаем. Единство мы безошибочно опознаем. Так же мы, например, уверенно
опознаем живое, в отличие от неживого. Но опознать не то же, что знать. Мы
не знаем, что такое живое. Над этим бьется биология. Ясно, как мы отнеслись
бы к человеку, который захотел бы вот непременно сейчас же на месте
объяснить жизнь. Такая же или еще большая загадка, чем жизнь,- единство
всего, мир. Единство мы опознаем еще легче, чем жизнь. На каждом шагу мы,
собственно, только и заняты, прежде всего, опознанием единств, единства для
нас - та первая ясность, в свете которой приходит всякая другая ясность.
Единство легче опознать, чем жизнь,- и труднее, чем, что такое жизнь, знать,
что такт единство. Даже не обязательно безусловное. Единства, например,-
слова, которыми мы говорим. Но определения слова не существует, способа
выделить слово как единицу из речи не найдено, для этого не удалось
выработать однозначных критериев, хотя мы без труда говорим и опознаем
слова, и не зная, что есть слово. В "Логико-философском трактате", в позиции
4.002 Людвиг Витгенштейн говорит: "Человек обладает способностью строить
язык, в котором можно выразить любой смысл, не имея представления о том, как
и что, означает каждое слово,- так же как люди говорят, не зная, как
образовались отдельные звуки". Человек живет в мире и говорит, не зная, как
это делает. Жизнь, мир, язык - вещи неприступные. За что же мы взялись?
Легкая, все опережающая опознаваемость единства,- может быть, это она
подвела нас, соблазнила спросить, что такое весь мир в его единстве? Теперь
мы в наказание растерянно ходим по кругу. Ну и что, что мы повторили, что
мир как единство целого невидим, что мы все в нем видим, а его нет? Это люди
знали или чувствовали всегда.