"В.В.Бибихин. Мир" - читать интересную книгу автора

вопросы, она не говорит, в отличие от публицистики, о разгадке тайн. Тайна -
это то, вдоль чего наука всегда идет и чего она никогда не касается. Вопросы
науки - такой разговор с ' тайной, в котором природе не приписывают речей, а
дают только отвечать "да" и "нет" на отдельные вопросы.
Похоже, мы увидели что-то новое, хотя по своему кругу. Пусть наука не
знает, что такое единство, которым она постоянно оперирует, но в этом ее
незнании не просто слепота, а строгость особого рода; желая знать то, что
можно знать, наука тем самым очерчивает контуры того, что не поддастся
знанию. Наука не думает, будто простым развертыванием своих структур она
создает знание первоначала; она, если ее спросить, не знание о "целом", а
знание вот этого и вот этого. Она стоит на "если - то": если изолировать
движение, отвлечь его от случайных условий, то мы получим вот такие законы
инерции, и т. д. Наука никогда, в отличие от философии, не говорит
безотносительно.
Мы не обязаны повторять ошибку публицистики и приписывать науке
объяснение всего. Наука говорит об условном: в таких-то условиях то-то.
Вовсе не так, что, имея дело неведомо с чем - с единством, наука, так
сказать, незаконно подсовывает знание туда, где его не было. Именно этим, со
своей стороны, занята научная публицистика. Критика такой публицистики
невозможна ввиду ее необозримого объема; следить за ходом ее мысли трудно
чаще всего потому, что она сама за ним не следит. Настоящая наука, наоборот,
по самому существу есть критика самой себя, потому что заранее обязывает
себя выставлять только такие гипотезы и в таких определениях, которые
допускали бы проверку и, следовательно, опровержение.
Строгую науку не удалось бы уличить в том, что она берет за свои
единицы неведомо ей что - единства - и оперирует с ними как с известно чем.
Наука по своему замыслу с начала и до конца оставляет единство, если
воспользоваться выражением Василия Васильевича Налимова, нераспакованным.
Чем неудержимее нераспакованное единство мира манит к распаковке, тем
удивительнее способность науки пока еще не превращаться в то, что из нее
давно сделала публицистика,- в миф.
Что бы ни говорила нам публицистика, наука распаковкой мира как целого
не занята. Настоящая наука в своем существе - это чистая техника. Ее
утверждения говорят в форме "если - то". В частности, конечно, и в форме
"Если вы хотите распаковать мир, и если "распаковать" для вас значит то-то и
то-то, тогда...". Наука никогда не говорит только о том, как пробурить
скважину и как достать из-под земли, из-под болота или из-под воды нефть.
Наука обязательно одновременно скажет массу других вещей: если вы достанете
нефть, будет то-то; нефть образовывалась на протяжении стольких-то сотен
миллионов лет; нефть при данных темпах расходования кончится примерно через
столько-то лет; сжигание нефтепродуктов даст такой-то глобальный эффект;
продажа их за границу даст такие-то преимущества сейчас и такие-то убытки
тогда-то; альтернативные источники энергии такие-то, и т. д. Наука никогда
не говорит: из-под земли нужно выкачать нефть. Распаковкой мира занята не
наука.
Поэтому мы должны сначала спросить себя, почему мы киваем на науку,
когда на каждом шагу оперируем миром в целом, разрушаем старый мир, строим
новый, изучаем мир, осваиваем мир, путешествуем по всему миру, удивляем мир,
покоряем мир, чего только не делаем с миром, и именно с целым миром, а то
масштабы нашей деятельности нас не устроят: наука должна, мы требуем,